Велимир Хлебников-родоначальник русского футуризма

Я думал о России, которая сменой тундр, тайги, степей
Похожа на один божественно звучащий стих.
В. Хлебников​

— русский поэт и прозаик, один из крупнейших деятелей русского авангарда. Входил в число основоположников русского футуризма; реформатор поэтического языка, экспериментатор в области словотворчества и зауми, «председатель земного шара». Высшую оценку Хлебникову дал знавший его лично Роман Якобсон: «Был он, коротко говоря, наибольшим мировым поэтом двадцатоговека…» Виктор Владимирович Хлебников родился 28 октября (9 ноября) 1885 года в главной ставке Малодербетовского улуса Астраханской губернии (ныне село Малые Дербеты, Калмыкия). Отец — Владимир Алексеевич Хлебников — естественник-орнитолог, мать — Екатерина Николаевна Хлебникова (урождённая Вербицкая), историк по образованию. Виктор был третьим ребёнком в семье (позже у его родителей родилось ещё двое детей, одна из которых — художница Вера Хлебникова).

Начало ХХ века дало русской культуре целую плеяду замечательных поэтов, таких, как Анна Ахматова, Борис Пастернак, Марина Цветаева, Николай Гумилев, Осип Мандельштам и др. Особое место среди них занимает Велимир Хлебников (Велимир — южнославянское имя, которое Виктор Владимирович Хлебников взял в качестве псевдонима). Он прожил неполных 37 лет (даты его жизни 1885 ― 1922), он очень мало печатался, он не занимал никаких должностей, не имел наград и званий, однако его влияние на развитие русской литературы в ХХ веке трудно переоценить. Споры о нем не утихают до сих пор.

Уже в ранних произведениях Хлебникова проявилась его грандиозная работа со словом. В его стихах плывут «облакини», летают «времири» и шуршат «времыши»-камыши. Но не только это удивляло и удивляет читателя в произведениях Хлебникова. Он использует необычные рифмы, в том числе каламбурные, которые ранее считались уместными только в юмористической поэзии.

В одном, даже небольшом, стихотворении Хлебников может использовать разные стихотворные размеры. Он называл это «пляской размеров» и делал вполне осознанно. Многие его стихотворения написаны верлибром, или свободным стихом. Он использует и такие экзотические приемы, как палиндром, т.е. строки или тексты, которые читаются одинаково слева направо и справа налево. Хлебников называл палиндром «перевертень». Так написана его поэма «Разин» (1920) ― уникальный случай в литературе.

Поэт создает новый жанр «сверхповести». «Сверхповесть, или заповесть, складывается из самостоятельных отрывков, каждый со своим особым богом, особой верой и особым уставом», ― пишет он в предисловии к сверхповести «Зангези» (1922). Хлебников вводит в поэзию, в литературу такой материал, который, казалось бы, для этого совсем не предназначен. В «Зангези» есть фрагменты, написанные целиком на «заумном языке», есть математические уравнения и формулы, таблицы. Все это расширяет пределы литературы (одна из статей Хлебникова так и называется: «О расширении пределов русской словесности»).

Одно из самых загадочных его произведений называется «Доски судьбы». Это произведение находится на пересечении поэзии, языкознания, истории, математики и философии. Причем все составляющие органично сосуществуют в едином тексте. Поэт говорит о том, что в нашем мире все подчиняется определенным числовым закономерностям, надо только найти их, и жизнь человечества изменится, причем, по глубокому убеждению Хлебникова, изменится в лучшую сторону.

Несмотря на то, что Хлебников прожил всего 37 лет, все события ХХ века, изменившие историю России, прошли через его жизнь. Это русско-японская война, революция 1905 года, Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции 1917 года, гражданская война. Хотя многие называли Хлебникова человеком не от мира сего, юродивым, а то и просто сумасшедшим, сейчас, по прошествии почти ста лет, можно с уверенностью сказать, что во многих случаях он был гораздо более прозорливым, чем многие его современники. Интересно, что он всякий раз оказывался в самой гуще событий, как мы бы сейчас сказали, в «горячих точках», и это не было случайностью.

дом в Астрахани
В 1905 году он ― студент Казанского университета. За участие в студенческой демонстрации был арестован и месяц просидел в тюрьме. В годы Первой мировой Хлебников был призван в армию рядовым (это называлось «ратник второго разряда»). К Октябрьским событиям он оказывается в Петрограде, затем наблюдает развитие революции в Москве. Во время Гражданской войны Хлебников колесит по всей России и Украине, скрывается от мобилизации в Добровольческую армию Деникина, принимает участие в помощи голодающим Поволжья. Затем он наблюдает становление советской власти в Азербайджане, участвует в Гилянском походе Красной армии в Персию. В 1922 году он возвращается в Москву, где царит НЭП, и, наконец, отправляется в глухую деревню Новгородской области, где в отсутствие хорошей медицинской помощи через месяц умирает.

Сидят: В.В. Хлебников, Г.Л. Кузьмин, С.Д. Долинский
Стоят: Н.Д. Бурлюк, Д.Д. Бурлюк, В.В. Маяковский Фотография поступила в музей 9 сентября 1937 г. от С.Д. Долинского

Все эти события так или иначе отразились в его творчестве. При этом многие его высказывания удивительно прозорливы. Так, еще в 1912 году дважды в печати он заявил, что в 1917 году следует ждать падения государства. О себе он говорил: «Люди моей задачи умирают в 37 лет», имея в виду судьбу Рафаэля, Байрона, Пушкина, Моцарта.

В 1920 году поэму-утопию «Ладомир» Хлебников начал следующими словами: «И замки мирового торга, / Где бедности сияют цепи, / С лицом злорадства и восторга / Ты обратишь однажды в пепел». В 2001 году, когда в Нью-Йорке террористами были разрушены башни Всемирного торгового центра, эти слова Хлебникова вспоминались особенно часто.

В произведении «Лебедия будущего» (1918) он довольно точно описывает Интернет и Живой журнал под именем «тенекниг», где появляются «новинки Земного Шара, дела Соединенных Станов Азии, этого великого союза трудовых общин, стихи, внезапное вдохновение своих членов, научные новинки, извещения родных своих родственников, приказы советов. Некоторые, вдохновленные надписями тенекниг, удалялись на время, записывали свое вдохновение, и через полчаса, брошенное световым стеклом, оно, теневыми глаголами, показывалось на стене».

Друзья называли В. Хлебникова «Королем времени», сам же он предпочитал должность «Председателя Земного Шара». По его замыслу, общество Председателей Земного Шара должно управлять всеми делами на нашей планете. И хотя в действительности до этого еще очень далеко, к произведениям Хлебникова все чаще обращаются и историки, и математики, и философы, да и все любители поэзии.
Осип Мандельштам сказал о Хлебникове: «Каждая его строчка ― начало новой поэмы. Через каждые десять стихов афористическое изречение, ищущее камня или медной доски, на которой оно могло бы успокоиться. Хлебников написал даже не стихи, не поэмы, а огромный всероссийский требник-образник, из которого столетия и столетия будут черпать все, кому не лень».

В этой подборке мы постарались представить наиболее совершенные стихотворения Хлебникова, причем такие, где в минимальной степени проявились эксперименты со словом. Надеемся, что заинтересованные читатели продолжат свое знакомство с творчеством великого русского поэта, прочитают и полюбят в том числе и новаторские его произведения.
.

***​
Там, где жили свиристели,
Где качались тихо ели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
Где шумели тихо ели,
Где поюны крик пропели,
Пролетели, улетели
Стая легких времирей.
В беспорядке диком теней,
Где, как морок старых дней,
Закружились, зазвенели
Стая легких времирей.
Стая легких времирей!
Ты поюнна и вабна,
Душу ты пьянишь, как струны,
В сердце входишь, как волна!
Ну же, звонкие поюны,
Славу легких времирей!

Вабный — манящий, привлекательный (устар.). В сочетании с неологизмом поюнна создается особое поэтическое напряжение. Времирь — слово, придуманное Хлебниковым, оно получено сложением слов время и снегирь. Как выглядит эта птица, каждый может домыслить сам.

Я не знаю, Земля кружится или нет,
Это зависит, уложится ли в строчку слово.
Я не знаю, были ли моей бабушкой и дедом
Обезьяны, так как я не знаю, хочется ли мне сладкого или кислого.
Но я знаю, что я хочу кипеть и хочу, чтобы Солнце
И жилу моей руки соединила общая дрожь.
Но я хочу, чтобы луч звезды целовал луч моего глаза,
Как олень оленя (о их прекрасные глаза!).
Но я хочу, чтобы, когда я трепещу, общий трепет приобщился вселенной.
И я хочу верить, что есть что-то, что остается,
Когда косу любимой девушки заменить, например, временем.
Я хочу вынести за скобки общего множителя, соединяющего меня,
Солнце, небо, жемчужную пыль.

У колодца расколоться
Так хотела бы вода,
Чтоб в болотце с позолотцей
Отразились повода.
Мчась, как узкая змея,
Так хотела бы струя,
Так хотела бы водица
Убегать и расходиться,
Чтоб, ценой работы добыты,
Зеленее стали чёботы,
Черноглазые, ея.
Шепот, ропот, неги стон,
Краска темная стыда.
Окна, избы с трех сторон,
Воют сытые стада.
В коромысле есть цветочек,
А на речке синей челн.
«На, возьми другой платочек,
Кошелек мой туго полн». —
«Кто он, кто он, что он хочет?
Руки дики и грубы!
Надо мною ли хохочет
Близко тятькиной избы?
Или? Или я отвечу
Чернооку молодцу,
О, сомнений быстрых вече,
Что пожалуюсь отцу?
Ах, юдоль моя гореть!»
Но зачем устами ищем
Пыль, гонимую кладбищем,
Знойным пламенем стереть?

И в этот миг к пределам горшим
Летел я, сумрачный, как коршун.
Воззреньем старческим глядя на вид земных шумих,
Тогда в тот миг увидел их.

Слоны бились бивнями так,
Что казались белым камнем
Под рукой художника.
Олени заплетались рогами так,
Что, казалось, их соединял старинный брак
С взаимными увлечениями и взаимной неверностью.
Реки вливались в море так,
Что казалось: рука одного душит шею другого.

Мне мало надо!
Краюшку хлеба
И каплю молока.
Да это небо,
Да эти облака!
***​
Когда над полем зеленеет
Стеклянный вечер, след зари,
И небо, бледное вдали,
Вблизи задумчиво синеет,
Когда широкая зола
Угасшего кострища
Над входом в звездное кладбище
Огня ворота возвела,
Тогда на белую свечу,
Мчась по текучему лучу,
Летит без воли мотылек.
Он грудью пламени коснется,
В волне огнистой окунется,
Гляди, гляди, и мертвый лег.

Ночь, полная созвездий.
Какой судьбы, каких известий
Ты широко сияешь, книга?
Свободы или ига?
Какой прочесть мне должно жребий
На полночью широком небе?

Сегодня снова я пойду
Туда, на жизнь, на торг, на рынок,
И войско песен поведу
С прибоем рынка в поединок!

Годы, люди и народы
Убегают навсегда,
Как текучая вода.
В гибком зеркале природы
Звезды — невод, рыбы — мы,
Боги — призраки у тьмы.

Стихотворение перекликается с последним произведением Г.Р. Державина «Река времен в своем стремленьи уносит все дела людей…». Читатели без труда смогут найти здесь и христианские символы.

Свобода приходит нагая,
Бросая на сердце цветы,
И мы, с нею в ногу шагая,
Беседуем с небом на «ты».
Мы, воины, строго ударим
Рукой по суровым щитам:
Да будет народ государем,
Всегда, навсегда, здесь и там!
Пусть девы споют у оконца,
Меж песен о древнем походе,
О верноподданном Солнца —
Самодержавном народе.

Это стихотворение является откликом на Февральскую революцию 1917 г. В первых строках можно увидеть отсылку к картине Э. Делакруа «Свобода, ведущая народ» («Свобода на баррикадах»). В строке Мы, воины, строго ударим… — отсылка к стихотворению А. Блока «О, весна без конца и без краю…».
***​

Весны пословицы и скороговорки
По книгам зимним проползли.
Глазами синими увидел зоркий
Записки стыдесной земли.

Сквозь полет золотистого мячика
Прямо в сеть тополевых тенет
В эти дни золотая мать-мачеха
Золотой черепашкой ползет.

Стихотворение замечательно тем, что этот мирный пейзаж Хлебников создает в 1919 г. в голодном Харькове, раздираемом гражданской войной.

Точит деревья и тихо течет
В синих рябинах вода.
Ветер бросает нечет и чет,
Тихо стоят невода.
В воздухе мглистом испарина,
Где-то не знают кручины,
Темный и смуглый выросли парень,
Рядом дивчина.
И только шум ночной осоки,
И только дрожь речного злака,
И кто-то бледный и высокий
Стоит, с дубровой одинаков.

ИРАНСКАЯ ПЕСНЬ

Как по берегу Ирана,
По его зеленым струям,
По его глубоким сваям,
Сладкой около воды
Вышло двое чудаков
На охоту судаков.
Они целят рыбе в лоб,
Стой, голубушка, стоп!
Они ходят, приговаривают.
Верю, память не соврет.
Уху жарят и пожаривают.
«Эх, не жизнь, а жестянка!»
Ходит в небе самолет
Братвой облака удалого.
Что же скатерть-самобранка,
Самолетова жена?
Иль случайно запоздала,
Иль в острог погружена?
Верю сказке наперед:
Прежде сказка — станет былью,
Но когда дойдет черед,
Мое мясо станет пылью.
И когда знамена оптом
Пронесет толпа, ликуя,
Я проснуся, в землю втоптан,
Пыльным черепом тоскуя.
Или все мои права
Брошу будущему в печку?
Эй, черней, лугов трава!
Каменей навеки, речка!

Это автобиографическое стихотворение создано в 1921 г. В нем отражены впечатления поэта от путешествия в Персию, где его все принимали за дервиша, гуль-муллу («священник цветов» — так переводил это слово Хлебников).

Тайной вечери глаз знает много Нева,
Здесь спасителей кровь причастилась вчера
С телом севера, камнем булыжника.
В ней воспета любовь отпылавших страниц.
Это пеплом любви так черны вечера
И рабочих, и бледного книжника.
Льется красным струя,
Лишь зажжется трояк
На усталых мостах.
Трубы ветра грубы,
А решетка садов стоит стражей судьбы.
Тайной вечери глаз знает много Нева
У чугунных коней, у широких камней
Дворца Строганова.

А это стихотворение — прогулка по Петербургу. Мы узнаем трояки (светильники) на Троицком мосту, решетку Летнего сада, чугунных коней на Аничковом мосту через Фонтанку, дворец Строганова на Мойке...

НЕ ШАЛИТЬ!

Эй, молодчики-купчики,
Ветерок в голове!
В пугачевском тулупчике
Я иду по Москве!
Не затем высока
Воля правды у нас,
В соболях-рысаках
Чтоб катались, глумясь.
Не затем у врага
Кровь лилась по дешевке,
Чтоб несли жемчуга
Руки каждой торговки.
Не зубами скрипеть
Ночью долгою,
Буду плыть, буду петь
Доном-Волгою!
Я пошлю вперед
Вечеровые уструги.
Кто со мною — в полет?
А со мной — мои други!

В стихотворении отразились впечатления Хлебникова от Москвы времен НЭПа. Туда поэт приехал после тяжелых, голодных лет, проведенных в скитаниях.

Еще раз, еще раз!
Я для вас звезда!
Горе моряку, взявшему
Неверный угол своей ладьи и звезды:
Он разобьется о камни и подводные мели.
Горе и вам,
Взявшим
Неверный угол сердца ко мне:
Вы разобьетесь о камни!
И камни будут надсмехаться
Над вами, как вы надсмехались
Надо мной!

Памятник В. Хлебникову работы калмыцкого скульптора Степана Ботиева. Установлен на месте рождения поэта в селе Малые Дербеты (Калмыкия).

Одно из последних стихотворений, написанных Хлебниковым в 1922 году, незадолго до смерти.

Памятник поэту Велимиру Хлебникову на Новодевичьем кладбище, 8 уч. "Каменная баба" - курганная стела, привезённая из Средней Азии.

Велимир (настоящее имя — Виктор Владимирович) Хлебников родился 9 ноября (28 октября по старому стилю) 1885 года в ставке Малодербетовского улуса Астраханской губернии России (ныне село Малые Дербеты, Калмыкия) в семье орнитолога и лесовода, впоследствии — основателя первого в СССР заповедника. С раннего детства Хлебников сопровождал отца в поездках, вел фенологические и орнитологические записи.

В 1903 году Хлебников поступил на математическое отделение физико-математического факультета Казанского университета. В 1904 году он, подав прошение об увольнении, поступил на естественное отделение физико-математического факультета.

В 1903 году Хлебников был в экспедиции в Дагестане, в 1905 году — на Северном Урале.

В 1908 году поступил в Санкт-Петербургский университет — сначала на естественный факультет, затем на историко-филологический, но оставил учебу в 1911 году.

К его первым творческим опытам относятся не только стихи, сочинявшиеся им с 11 лет, но и "снимки" — записи фенологических и орнитологических наблюдений, перемежаемых размышлениями на темы биологии, психологии, философии, этики и набросками автобиографической прозы ("Еня Воейков"). Студентом Хлебников напечатал несколько статей по орнитологии.

В 1908 году в Крыму он познакомился с поэтом-символистом Вячеславом Ивановым и вошел в круг его "Академии стихов", но их пути быстро разошлись.

Литературным дебютом Хлебникова стала публикация в 1908 году в журнале "Весна" стихотворения "Искушение грешника".

Слава Хлебникова-новатора началась со стихотворений "Зверинец", "Заклятие смехом", "Бобэоби" (1908-1909). В 1910 году он вошел в группу "Гилея", в которую входили поэты Василий Каменский, Давид Бурлюк, а позже вошли Владимир Маяковский и Бенедикт Лившиц.

Вскоре Хлебников стал главным теоретиком футуризма, который он называл "будетлянством". Его стихи вошли в футуристический сборник "Садок судей" (1910), которым заявило о себе новое литературное движение. В том же году вышли книги поэта "Ряв!", "Творения 1906-1908" и другие.

В 1912 году был опубликован впоследствии знаменитый сборник футуристов "Пощечина общественному вкусу", наполовину состоявший из стихов Велимира Хлебникова. Ритмический и звуковой строй этих стихов, а также написанных к тому времени пьесы "Маркиз Дэзес" (1909-1911) и поэмы "Журавль" (1909) были ориентированы на разговорную речь. В "Пощечине общественному вкусу" была напечатана составленная Хлебниковым таблица "Взор на 1917 год", в которой он, согласно своим исчислениям законов времени, предсказал "падение государства".

В 1912 году также была издана книга Велимира Хлебникова "Учитель и ученик", где он изложил основы "будетлянства" как нового искусства. Его поэтико-лингвистические исследования легли в основу "заумного языка", разработанного им совместно с поэтом Алексеем Крученых и воплощенного в их общей поэме "Игра в аду" (1912) и в общем сборнике "Слово как таковое" (1913).

С 1915 года Велимир Хлебников разрабатывал утопическую идею Правительства Земного Шара из 317 председателей, способных установить справедливый миропорядок.

Во время Первой мировой войны поэт был призван в армию и с апреля 1916 года по май 1917 года находился в запасном полку в Царицыне. В это время он написал несколько стихотворений, которые позднее вошли в поэму "Война в мышеловке", опубликованную в конце 1920-х годов.

Весной 1917 года в Харькове маленьким тиражом вышло "Воззвание Председателей Земного шара" и стихотворение "Свобода приходит нагая…" — отклики на Февральскую революцию 1917 года.

Октябрьскую революцию 1917 года Велимир Хлебников встретил в Петрограде, описав увиденное в поэме "Ночной обыск"(1921). В 1918 году он находился в Астрахани и позже воплотил свои впечатления в поэме "Ночь перед Советами" (1921). В 1919-1920 годах на Украине в Харькове Хлебников стал свидетелем разгрома армии Деникина, который описал в поэмах "Ночь в окопе" (1920), "Каменная баба" (1919), в рассказе "Малиновая шашка" (1921). Осмысление революции как вселенского явления происходит в поэме "Ладомир" (1920), опубликованной в Харькове.

В апреле 1921 года с частями Красной Армии Хлебников отправился в Персию (Иран), во время путешествия им были написаны стихотворения "Иранская песня", "Ночь в Персии", поэма "Труба Гуль-муллы" — своего рода дневник его странствования.

Прощанию с Закавказьем посвящено стихотворение "Ручей с холодною водой…".

Октябрь 1921 года Хлебников провел в Железноводске, часть ноября и декабря — в Пятигорске. Работал в различных газетах, в бакинском и пятигорском отделении РОСТА, в Политпросвете Волжско-Каспийского флота. В этот период были завершены поэмы "Ночной обыск", "Председатель Чеки", "Ночь перед Советами", "Настоящее", "Горячее поле" ("Прачка"), "Берег невольников".

В декабре 1921 года Велимир Хлебников вернулся в Москву. В 1922 году им была завершена "сверхповесть" под названием "Зангези".

Весной 1922 года, будучи тяжело больным, Хлебников отправился в Новгородскую губернию вместе с художником Петром Митуричем.

Велимир Хлебников скончался в деревне Санталово Новгородской губернии. Был похоронен на погосте деревни Ручьи Крестецкого района Новгородской губернии. останки поэта были перенесены в Москву на Новодевичье кладбище.

Творчество Велимира Хлебникова оказало большое влияние на поэтов Владимира Маяковского, Осипа Мандельштама, Марину Цветаеву, Бориса Пастернака, Николая Заболоцкого.

Сестра поэта художница Вера Хлебникова (1891-1941) после смерти брата в 1922 году написала свои воспоминания, в 1920-е годы иллюстрировала его произведения. В 1924 году она вышла замуж за художника и педагога Петра Митурича (1887-1956), свидетеля смерти Велимира Хлебникова. Известность получили

Хлебников — поэт сложной и трудной литературной судьбы. Провозглашенный своими соратниками по футуризму гением, величайшим новатором и ниспровергателем традиций, он был встречен непониманием и насмешками критики. В глазах читателей он оставался «заумником» и, в лучшем случае, «поэтом для поэтов», понятным лишь немногим избранным.

Биография Велимира Хлебникова (1885-1922)

Уже к четырем годам Виктор (так его нарекли от рождения) бойко читал по-русски и по-французски, неплохо рисовал. Он родился 28 октября 1885 года в Калмыкии. В семье, кроме него, было еще два брата и две сестры. Мать дала всем пятерым детям блестящее образование, сумела привить им любовь к литературе, языкам, истории. Отец был орнитологом и часто брал сына с собой в степь. Ребенок мог часами слушать пение птиц и наслаждаться им, смотреть на небо, наблюдать ход облаков.

Увлеченно, даже одержимо Виктор учился в Симбирской гимназии, а затем в Казанском и Петербургском университетах. Казалось, он пытается объять необъятное. Увлечение математикой сменялось любовью к химии и кристаллографии. Санскрит и восточные языки способствовали рождению интереса к славянскому корнесловию. В 1903 году Хлебников принимает участие в студенческой антиправительственной демонстрации. Следуют арест, исключение из университета и месяц тюрьмы, после чего он резко изменяется как человек. Хлебников приезжает в Москву. Он дает себе обет - найти законы времени. Известность Хлебникова начинается после того, как он приезжает для продолжения учебы в Петербург.

Творчество Велимира Хлебникова

Вначале начинающий автор входит в круг символистов. Хлебников бывал на знаменитой «Башне» Вячеслава Иванова. Здесь, кстати, его и окрестили Велимиром. Затем, вместе с Маяковским, Крученых, Д.Бурлюком Хлебников публикует стихи в сборнике «Садок судей», с которого начинается русский футуризм. Однако творчество самого Хлебникова с самого начала не укладывалось в рамки футуризма. Его стремление к примитиву, к природе, идеализация языческой Руси и прошлого славянства знаменовали иные тенденции, чем у его сотоварищей по футуризму. Даже вместо термина «футуристы» он создал термин на основе русского словообразования — «будетляне».

Хлебников чрезвычайно много занимался изобретением новых слов, но мало что прижилось и осталось в языке - разве что «самолет» (и то некторые исследователи считают автором этого неологизма другого поэта-футуриста - Василия Каменского). Рассеянный чудак в быту, углубленный в свои думы и вычисления, привыкший к одиночеству и житейским лишениям, Хлебников своей неприспособленностью и непрактичностью отличался от своих товарищей по футуризму, задиристых, энергичных.

Он скитался по каким-то комнатушкам, все время без средств, без сколько-нибудь налаженного быта, перебиваясь на весьма скромную и далеко не постоянную поддержку семьи или на грошовые уроки. Неприятие Хлебниковым буржуазно-мещанского быта, его бунтарский пафос, хотя и политически неопределенный, неоднократно прорывается и в его стихах, особенно позднего периода.

• В силу рассеянного характера и скитальческого образа жизни Хлебников не берег написанное. Однажды он даже поддерживал собственными рукописями огонь костра, ночуя в голой степи, чтобы не замерзнуть окончательно.
• Во второй половине 60-х гг. прошлого века прах Хлебникова был перенесен на одно из московских кладбищ с погоста глухой деревушки Санталово, где он окончил свои земные дни, убитый недоеданием и параличом ног в 1922 году. Этот факт нашел отражение в одном из стихотворений поэта Бориса Слуцкого.
• Хлебникова по праву причисляют к поэтам-пророкам. Он предвидел

1 А.Л. Кошелева Поэзия «Серебряного века» (Пособие для учителей-словесников и студентов-филологов по русской литературе 1-й половины XX века) Футуризм В. Хлебников Виктор (псевдоним Велимир) Владимирович Хлебников () родился в Астраханской губернии, в местечке, где Волга встречается с Каспием (Сигай). Отец будущего поэта Владимир Алексеевич Хлебников ученый-естественник, орнитолог. Влиянию отца можно приписать и ранний интерес Хлебникова к естественным наукам, сохранившийся в течение всей его жизни. Мать Хлебникова Екатерина Николаевна историк по образованию. В молодости она была близка к кругу народовольцев. Именно она воспитала у сына глубокий интерес к отечественной истории, которую писатель Хлебников скрупулезно изучал на протяжении всей своей творческой жизни. Помимо Виктора Владимировича в семье было еще четверо детей: Борис, Екатерина, Александр и Вера. Когда Виктору было 13 лет, Хлебниковы всей семьей перебрались в Казань, и он стал учеником четвертого класса 3-й казанской гимназии. По воспоминаниям сестры Веры Владимировны, гимназист Хлебников хорошо успевал по математике и русской словесности, увлекался изучением языков и рисованием. Владение техникой живописи и художественную одаренность Хлебникова отмечают все знавшие его в более поздние годы. В богатой домашней библиотеке, Хлебников познакомился с произведениями Дидро, Канта, Спенсера, Конта, Тейлора, Берви-Флеровского Осенью 1903 Хлебников поступил в Казанский университет на математическое отделение физико-математического факультета. За участие в студенческих демонстрациях Хлебников был арестован и месяц провел в тюрьме. В феврале 1904 был уволен из университета, а 28 июля его вновь зачислили в университет, но уже на естественное отделение физико-математического факультета. Будучи студентом Казанского университета, начал писать. Советовался с Горьким, любил Сологуба, а весной 1908 познакомился в Крыму с Вячеславом Ивановым. В сентябре 1908 Хлебников переехал в Петербург и был зачислен на естественное отделение, физико-математического факультета Петербургского университета. Но в 1911 Хлебников оставляет университет и посвящает себя полностью литературному творчеству. Налаживается его прочная связь с символистами. Он регулярно посещает литературные среды в «Башне» Вяч. Иванова, где собирались тогда известные поэты того времени: Блок, Сологуб, Кузмин, Ремизов, Городецкий, Здесь читались и обсуждались новые стихи, дебютировали начинающие поэты, произносил строгие «приговоры» хозяин дома. Чарующие стихи Бальмонта, влюбленность в древнюю Русь и ее «чертовщину» Ремизова, лирическая проза и драматургия Сологуба вот та литературная атмосфера, которая особенно заметно сказалась в ранних опытах Хлебникова. И все-таки начинающий, но самобытный писатель не ужился в этой рафинированной символистской среде. Символисты ничего не сделали, чтобы опубликовать эти первые откровения слова, в которых молодой Хлебников пробовал разные стилевые принципы своих старших наставников из недосягаемой для простых смертных «Башни». Однако причины разрыва с символистами, конечно, заложены глубже. Хлебникову чужды были эстетская замкнутость и книжность символистов и акмеистов. Его больше интересует народное искусство, фольклор, эпос, тесно связанные

2 2 с национальной историей и историей родного языка. В сатире «Петербургский Аполлон», являвшейся своеобразным свидетельством разрыва с символистами, Хлебников высмеивает деятелей символизма за то, что они подают французского Верлена «вместо русского Баяна», обвиняет участников журнала «Аполлон» (Гумилева, Сологуба, Потемкина, Маковского) в отрыве от русской национальной культуры. Дебют Хлебникова состоялся на страницах журнала без направления «Весна», редактировавшегося Н. Шебуевым. В «Весне» начинали Д. Бедный, И. Северянин, Л. Рейснер и многие другие. В сборнике «Студия импрессионистов» было напечатано знаменитое программное стихотворение Хлебникова «Заклятие смехом», которое и проложило дорогу начинающему поэту к футуризму. В апреле 1910 вышел сборник «Садок судей» (название предложил Хлебников), авторами которого были Хлебников, Елена Гуро, Д. Бурлюк, Н. Бурлюк, В. Каменский и др. Выход «Садка судей» знаменовал рождение русского футуризма, с которым и будет связана дальнейшая судьба Хлебникова. Сборник печатался на обоях. Эта эпатирующая внешность была своеобразным вызовом всех эстетствующим современным поэтам. В декабре 1912 в этом же сборнике выходит программа футуристов «Пощечина общественному вкусу», вынесшая лозунги футуристов на улицу. Почти одновременно с этой программой издается брошюра Хлебникова с числовыми и языковыми материалами «Учитель и ученик». Он становится главным теоретиком нового литературного течения. Почему же футуристы не только признавали Хлебникова «своим», но и основывали на его поэзии свои теории? Прежде всего потому, что Хлебников показал пример «самовитого слова». «Словотворчество» Хлебникова, ломка привычных поэтических форм, взрывная сила его поэзии привлекали к себе футуристов, видевших в ней многообещающие открытия. Каменский в 1914 так определил соотношение раннего футуризма и Хлебникова: «Гений Хлебникова настолько безбрежен в своем разливе словоокеана, что нам, стоящим у берега его творчества, вполне достаточно и тех прибойных волн, которые заставляют нас преклониться перед раскинутым величием словопостижения». Одним из путей «словопостижения» для футуристов была живопись. Не случайно большинство поэтов раннего футуризма пришло к литературе от живописи. Д. Бурлюк, Маяковский, Крученых были профессиональными художниками, а другие, как Хлебников, Каменский, хотя и дилетантски, но также пробовали свои силы в области живописи. Именно из живописи возникло отношение к стиху и к слову как к «самоцельной» и «автономной» организации материалов. В одной из статей 1912 Хлебников писал: «Мы хотим, чтобы слово смело шло за живописью». Хлебников видел в самих приемах живописи возможности обновления стиха. Вот поэтому нередко образы его первых стихов идут непосредственно от живописи: Или: Малявина красавицы, в венке цветов Коровина Поймали небо-птицу... Уста напишет Хоккусай А брови девушки Мурильо. (2, 251). Здесь не просто отсылка к живописи, а включение в стих, в его образную систему зрительных ассоциаций. Эти ассоциации могут заменить описание пейзажа: И сумрак облака будь Гойя! Ты ночью облако Роопс! С помощью звука и цвета Хлебников стремился выразить ощущение предмета не только в его конкретно вещественном восприятии, но и эмоциональном. Классическим примером является стихотворение «Бобэоби...», в котором поэт звуковыми аналогиями с живописными средствами создает портрет: Бобэоби пелись губы Вээоми пелись взоры

3 3 Пиээзо пелись брови Лиэээй пелся облик Гзи-гзи-гзео пелась цель. Так на холсте каких-то соответствий Вне протяжения жило Лицо. Как видно, отдельные элементы лица на портрете по аналогии с краской обозначаются звуковыми «соответствиями». Самый принцип эмоционального соответствия цвета, зрительного впечатления со звуком и словом сохранятся на протяжении почти всего творчества Хлебникова. Неприятие Хлебниковым буржуазно-мещанского мира, быта особенно усиливается к Маяковский любил тогда цитировать такие строки стихов Хлебникова: Сегодня снова я пойду Туда, на жизнь, на торг, на рынок, И войско песен поведу С прибоем рынка в поединок! Это неприятие старого мира, ощущение надвигающейся катастрофы сближало Хлебникова с Маяковским. В начале первой мировой войны Хлебников окончательно пересматривает свои взгляды, позиции. Его мысль все чаще обращается к образам Пугачева и Разина, ореолам народного мятежа («Хаджи-Тархан», «Дети Выдры»). Он жил будущим, рассматривал себя как человека, провидящего ход истории (за два года до ее начала предсказал первую мировую войну), мечтал о времени, когда исчезнут войны, частная собственность, отчуждение человека от природы, вызванное механической стандартизацией культуры. Уже в стихотворении «Конь Пржевальского» (1912) Хлебников мечтал: Взлететь в страну из серебра, Стать звонким вестником добра. Литературная и общественная позиция Хлебникова этого периода была достаточно сложной и противоречивой. С одной стороны, он выступает как футурист-будетлянин, отстаивает позиции новой школы и поэзии. С другой он защитник национальной самобытности, идеи всеславянского единства, пропагандист союза славянства и «азиатской культуры». Отрицание буржуазно-капиталистического мира приводило Хлебникова к идеализации прошлого, язычества, славянства, к отказу от механической, бездушной цивилизации современного общества. Его мечта о гармоническом развитии человечества порождала утопию, наукообразную теорию «законов времени», единства закономерностей вселенной. Своеобразие творчества Хлебникова это слияние его поэтического сознания с отдаленным прошлым, с той стадией мышления, когда господствовали мифологические представления о мире. Образы его ранних произведений чаще всего связаны с периодом Киевской Руси, язычеством, первобытным состоянием человечества. Пользуясь моделью мифа, Хлебников создает новые («Внучка Малуши», «Журавль», «Маркиза Дэзес»). Но чаще всего у него история сливается с мифологией, современность с прошлым. Мифы предстают то как трагедийно-историческое событие («Девий бог», «Гибель Атлантиды», «Ка», «Дети Выдры»), то как ироническое травестирование («Внучка Малуши», «Вила и леший», «Игра в аду»). Воскрешение языческих времен имело у Хлебникова современное и актуальное значение, как знаменье мощи и единства славянства. Перед лицом японской и германской угрозы в стихотворении «Перуну» он призывает во имя воскрешения былой воинской мощи и единства к возвращению к временам язычества, к Перуну: Ты знаешь: путь изменит пря, И станет верны, о Перуне, Когда желтой и белой силы пря Перед тобой вновь объединит нас в уне.

4 4 Откликом на события русско-японской войны являются стихи «Были вещи слишком сини». Самую тему столкновения русских войск с японцами поэт мифологизирует, изображая гибель броненосца «Ослябя» в виде мифа о борьбе «японского бога» с Перуном: Над пучиной емля угол, Толп безумных полон бок, И по волнам кос и смугол Шел японской роты бог. Этим же воинственным тоном отличается и стихотворение «Мы желаем звездам тыкать!»: С толпою прадедов за нами Ермак и Ослябя, Вейся, вейся, русское знамя, Веди через сушу и через хляби!.. В своем обращении к язычеству, к древней Руси Хлебников примыкал к широкому движению в русском искусстве начала XX века, представленному в литературе А. Ремизовым («Посолонь»), С. Городецким («Ярь», «Перун»), А.Н. Толстым («За синими реками») и др. В живописи можно назвать Н. Рериха, И. Билибина; в скульптуре С. Коненкова; в музыке И. Стравинского («Жар-птица»), С. Прокофьева («Скифская сюита»). Это воскрешение «языческих» древнерусских начал в искусстве, обращение к мифологическому сознанию знаменовало протест против фетишизации современной культуры и буржуазной цивилизации. Хлебников написал много таких стихов, которые перекликаются с лесовиками Коненкова и сказочными лешими и прочей нечистью Ремизова: Зеленый леший дух лесиный Точил свирель, Качались дикие осины, Стекала благостная ель. В этих стихах картины русской природы, леса, реки пейзаж вневременной, возникающий, как во сне: Там, где жили свиристели, Где качались тихо ели, Пролетели, улетали Стая легких времирей; Где качались тихо ели, Где шумели звонко ели, Пролетели, улетели Стая легких Времирей. Все ощущения зыбки, импрессионистичны, возникают подобно музыкальным ассоциациям. Это музыкальное начало подчеркнуто основной «темой»: сочетанием двух звуковых регистров «р» и «л», проходящими через все стихотворение. На сочетании двух планов современности и древней Руси основана и поэма «Внучка Малуши». Перенесшись из времен Владимира, когда люди жили одной жизнью с природой, внучка Малуши попадает в «всеучбище» женский институт. Ее поражает скучная и бессмысленная зубрежка, полный разрыв с природой, и она уговаривает «училиц» вернуться к природной жизни. И «училицы», увлеченные ею девушки, с радостными возгласами покидают «всеучбище», складывают костер из учебников и восклицают: Мы оденем, оденемся в зелень, Побежим в голубые луга, Где пролиться на землю грозе лень, Нас покинет училищ туга...

5 5 В этой поэме чувствуется явная ориентация на «Слово о полку Игореве», поэму Пушкина «Руслан и Людмила». Увлечение славянством, язычеством находит свое выражение и в пьесе «Девий бог» (1911). Это своего рода языческая мистерия, написанная под влиянием символизма. Она примыкает к пьесам Сологуба и Ремизова. В ней еще много красивости, эффектной декламационной патетики, от которой в дальнейшем Хлебников отходит. Так, Девий бог обращается к своей девичьей свите: «Я поведу вас на вершины гор, и на хребет моря, и в ущелья подземного царства. Я буду будить вас на утренней заре и, баюкая, усыплять на вечерней. Морская волна не сумеет более точно отразить, звезды, чем я ваши желающие души». Одним из известнейших произведений Хлебникова является его поэма «Зверинец» в прозе, опубликованная в первом «Садке судей». Она привлекает не только своим поэтическим мастерством, но и тем, что в ней сплелись основные мотивы творчества Хлебникова. В поэме и отрицание современной цивилизации, и тоска по прошлому человечества, и стремление найти в изначальной природе зверей истоки разных вер, культур, наций. Поэма глубоко философична. По мысли Хлебникова, «Зверинец» раскрывает первобытное начало в человеке, древние типы человеческого сознания, которые как бы предвещаются видами животных. Из письма Хлебникова Вяч. Иванову просматривается интересный замысел «Зверинца»: «Я был в Зоологическом саду, и мне странно бросилась в глаза какая-то связь верблюда с буддизмом, а тигра с Исламом. После короткого размышления я пришел к формуле, что виды дети вер и что веры младенческие виды... Виды потому виды, что их звери умели по-разному видеть божество (лик)». Этот своеобразный антропоморфизм проходит через все творчество Хлебникова: общность животного и растительного мира с человеком, единство всею живого одна из основных тем его поэзии. Ключ к пониманию «Зверинца» в последнем абзаце-строфе: «Где в зверях погибают какие-то прекрасные возможности, как вписанные в Часослов Слово о полку Игореви». В «Зверинце» высказана мысль о едином разуме природы. Цепь зорко увиденных аналогий между зверем и человеком не только раскрывает облик и характер зверя, но и очеловечивает его, заставляя в то же время видеть и в человеке черты зверя (в носороге Ивана Грозного, в морже Ницше, в тигре фанатическую жестокость магометанина и т. д.). Поэма «Зверинец» возникла из ранних опытов ритмической прозы. Но в ней Хлебников отказался от утомительных словообразований и архаической стилизации: поэма написана ритмизованной прозой: О Сад, Сад! Где железо подобно отцу, напоминающему братьям, что они братья, и останавливающему кровопролитную схватку. Где немцы ходят пить пиво. А красотки продавать тело. Где орлы сидят подобно вечности, оконченной сегодняшним, еще лишенным вечера днем. Где верблюд знает разгадку Буддизма и затаил ужимку Китая. К. Чуковский справедливо отмечает сходство поэмы Хлебникова с поэзией Уитмена, в частности, его «Песней о себе». Этих поэтов сближает прежде всего мысль о единстве всего находящегося в природе, о равенстве всех ее проявлений. Ранний Хлебников это романтик, и история в эти годы интересует его прежде всего в ее романтических ярких ситуациях, эффектных эпизодах. Одна из первых поэм «Царская невеста» написана на сюжет, использованный в поэме А. Навроцкого «Царица Мария Долгорукова» (1899). Хлебников обращается к трагической судьбе невесты Ивана Грозного, княгини Марии Долгоруковой, убитой царем в день свадьбы.

6 6 Но уже необычен, нов был самый стих, с интонационными (сдвигами), синтаксически затрудненным построением фразы, с непривычно яркой, метафорической образностью: Не вырвался крик сквозь сомкнутости уст, Но глаз блестел сквозь золото кос куст. Поэма «Марина Мнишек» написана в повествует об истории в ее традиционном понимании. Романтически здесь изображен образ Дмитрия Самозванца: его побуждения, реальные политические связи не показаны в поэме, они подменяются смутными поэтическими мечтаниями: От тополей упали тени, Как черно-синие ступени. Лунным светом серебрим, Ходит юноша по ним. Темной скорбию томим... В стихотворении «Кубок печенежский» (1916), напечатанном в сборнике «Четыре птицы», говорится о гибели Святослава, убитого печенегами при возвращении из похода на Византию. Великолепен здесь портрет Святослава: Святослав, суров, окинул Белым сумраком главы, Длинный меч из ножен вынул И сказал: «Иду на вы!» В программной статье «Учитель и ученик» (1912) Хлебников противопоставляет современной ему литературе «народное слово», народную песню, выступающую в защиту жизни: «Писатели проповедуют смерть, и лишь народное слово утверждает жизнь; я не хочу, чтобы русское искусство шло впереди толп самоубийц!». Хлебников начинал с фольклора, и в дальнейшем творчестве эта связь не порывается. Фольклорные образы, песенные ритмы и мелодии, фольклорные эпитеты и параллелизмы входят в поэтическую систему Хлебникова. Песенные мелодии, повторы, обращения, образная система, просторечия переполняют одно из ранних стихотворений «Конь Пржевальского»: В коромысле есть цветочек, А на речке синий челн. «На, возьми другой платочек, Кошелек мой туго полн»... Фольклорно-песенное начало сказалось и в стихотворении «Из песен Гайдамаков»: «А пани, над собой увидев нож, На землю падает, целует ноги...» В фольклоре, в древнерусских преданиях, сказках, заклинаниях Хлебников нашел источник для своего творчества. В «Изборнике» (СПб, 1914) Хлебников помещает цикл стихотворений, в которых главное место принадлежит языческой мифологии (раздел книги «Деревянные идолы»). В стихотворении «Ночь в Галиции» использованы ведьмовские песни и заклинания, приведенные в книге русского фольклориста XIX века И. Сахарова «Сказания русского народа»: Между вишен и черешен Наш мелькает образ грешен, Иногда глаза проколет Нам рыбачья острога, А ручей несет и холит И несет сквозь берега... От народной песни идет и стихотворение «В холопий город парус тянет» (1916). Это стихи о Разине:...На носу темнеет пушка, На затылке хлопцев смушки. Что задумались, други?

7 7 Иль челна слабы упруги? Видишь, сам взошел на мост, Чтоб читать приказы звезд. Если для символистов и акмеистов фольклор являлся лишь образцом для стилизации, то для Хлебникова он стал своего рода структурной основой его поэзии, ее конструктивным принципом. Хлебников не ограничивается обращением к первобытным мифам. Страх и тревогу, ощущение беспомощности перед чуждыми и враждебными человеку силами, перед могуществом техники и властью вещей над человеком Хлебников воплотил в современном мифе-поэме «Журавль» (1909). Образ подъемного крана, железного Журавля превращается в поэме в миф о гибели человечества. Против человека восстают созданные им вещи: мосты, вагоны, трубы, срывающиеся со своего места и образующие остов гигантского Журавля, своего рода новое жестокое божество, уничтожающее человечество. «Толпы мертвецов в союз спешащие вступить с вещами»: Свершился переворот. Жизнь уступила власть Союзу трупа и вещи. О человек! Какой коварный дух Тебе шептал, убийца и советчик сразу: Дух жизни в вещи влей! Ты расплескал безумно разум, И вот ты снова данник журавлей. Мифологический образ гигантского Журавля вбирает у Хлебникова реальные черты Петербурга. Об этом же свидетельствует урбанистический пейзаж поэмы: Петропавловская крепость, Троицкий мост, остров Тучков. Миф-поэма «Журавль» это романтический бунт против буржуазной цивилизации. С этой поэмой Хлебникова перекликается по содержанию трагедия молодого Маяковского «Владимир Маяковский» (1914). В этом же году выходит пьеса «Маркиза Дэзес», главная идея которой тоже осуждение современного общества за уход от подлинности и цельности естественной жизни. Место действия выставка художников, главные герои пьесы Распорядитель, Поэт, маркиза Дэзес в сущности, условные персонажи, которые раскрываются автором в гротескно-пародийной манере. В итоге звери, птицы, нарисованные на картинах, приобретают подлинную жизнь, тогда как «утомленная» маркиза Дэзес и ее Спутник онемевают от восстания вещей и превращаются в мраморные изваяния. С самого начала творческого пути Хлебников особое внимание уделял культуре и поэзии Востока. Так, поэма «Медлум и Лейли» (1911) восходит к мотивам известной поэмы Низами, своего рода история Ромео и Джульетты. Одна из лучших дореволюционных поэм Хлебникова «Хаджи-Тархан» (1912) историко-философская поэма, посвященная излюбленной мысли Хлебникова о связи России и Азии, об «азийском пласте» культуры: Запрятав в брови взоры синие, Исполнен спеси и уныния, Верблюд угрюм, неразговорчив, Стоит, насмешкой губы скорчив И, как пустые рукавицы, Хохлы горба его свисают, С деньгой серебряной девица Его за повод потрясает... Точные, «материальные» образы. История, пласты столетий, судьбы народов переводятся поэтом в интимный, лирический план. Эта же тема продолжается в поэме «Дети Выдры», повести «Есир». В творчестве Хлебникова Азия, Египет, Африка, Индия не географическая экзотика, а попытка найти во всемирной истории корни единства, закономерность в развитии человечества.

8 8 Особое место в дореволюционном творчестве Хлебникова занимает образ Степана Разина. Разин для Хлебникова символ мятежа, крестьянского восстания и вместе с тем выражение исконной сути русского национального характера, с его буйной непокорностью, безбрежной ширью и удалью. В неопубликованной при жизни поэме «Песнь мне» (1911) Хлебников резко формулирует свою позицию, противопоставляя европеизированной российской знати бунтарскую стихию русского народа: О, вы, что русские именем, Но видом заморские щеголи, Заветом «свое на не русское выменим»... И вот ужасная образина, Пустынь могучего посла, Я прихожу к вам тенью Разина На зов (широкого) весла. От ресниц упала тень, А в руке висит кистень. Дореволюционное творчество Хлебникова в основном обращено к прошлому, но это не значит, что поэт жил вне современности. Современности, в частности, посвящен ряд поэм, которые не были напечатаны при его жизни и сохранились в рукописи («Песнь мне», «Передо мной варился вар», «Сердца прозрачней, чем сосуд», «Суд над старым годом», «Жуть лесная», «Олег Трупов»). Опубликованы были поэмы по черновым рукописям в сборнике неизданных произведений Хлебникова лишь в Поэмы Хлебникова о современности это смелый поиск в этом жанре. Так, поэма «Песнь мне» глубокие размышления поэта о России, ее величии, се исторической роли. Протестом обреченности человека, смерти звучат строки поэмы «Сердца прозрачней, чем сосуд...», прославляющие любовь, радость, жизнь. Поэма «Жуть лесная» автобиографична. Это своего рода дневник, воспоминания недавнего прошлого: О, погреб памяти! Я в нем Давно уж не был Я многому сегодня разучился и разучен... Поэма «Олег Трупов» повествование о современном герое. Олег Трупов человек того же поколения, что и сам Хлебников. Именно поэтому в поэме все время совмещается образ ее героя с образом автора. В поэзию революционного и пореволюционного периода Хлебников вошел как признанный мастер слова. Маяковский называл его «Лобачевским слова», а Мандельштам справедливо заметил: «Хлебников возится со словами, как крот, между тем он прорыл в земле ходы для будущего на целое столетие...». В 1913 Хлебников совместно с Крученых выступил с декларацией «Слово как таковое», которая может считаться предтечей позднейших теории Опояза и формализма. Главная мысль декларации «произведение искусства искусство слова». Хлебников решительно разграничивал язык поэзии и язык быта. Через слово, через смысловой «знак» Хлебников пытался построить мифологическое сознание, найти в «самовитом слове» корни мифологических представлений. Так, слово «зиры» значит и звезды, и глаз; слово «зень» и глаз и землю. Поиски новых форм словесного выражения часть его общей концепции, стремление найти новые закономерности в процессе речи, обнаружить сокровенный смысл слова. У Хлебникова в его подходе к слову был ряд различных аспектов: 1) обращение к корню слова и при помощи различных префиксов и суффиксов образование новых слов, напоминающих древнеславянскую речь; 2) «звукопись», в которой слова подбирались по своей эмоциионально-звуковой выразительности. Это приводило к «зауми», то есть к отказу от предметного смысла речи, превращение ее в чисто звуковой ряд; 3) «звездный» или «мировой» язык («азбука ума») попытка создания иероглифического языка понятий. И это удавалось Хлебникову, когда просто языковой эксперимент превращался в факт эстетический. Так было с известнейшим стихотворением «Заклятие смехом», когда из одного

9 9 корня «смех» Хлебников создал целое стихотворение, использовав щедрое богатство суффиксов и префиксов русского языка. О, рассмейтесь, смехачи! О, засмейтесь, смехачи! Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно, О, засмейтесь усмеяльно! О, рассмешниц надсмеяльных смех усмейных смехачей!.. Создавая свои неологизмы, Хлебников идет принципиально иным путем, чем, например, И. Северянин. Его неологизмы восходят к русским и славянским корням, образуются при помощи русских же суффиксов: Помирал морень, моримый морицей, Верен в веримое верицы... Подлинный новатор современного стиха, Хлебников смело использует поэтику «сдвига», когда стих затруднен многочисленными ритмическими и метрическими перебоями и сдвигами, а это противостоит как гладкости стиха классической поэзии XIX века, так и безупречной форме поэтов символизма и акмеизма. Вот некоторые примеры: синтаксический сдвиг в поэме, «Вила и леший»: инверсионная расстановка слов: Он покраснел, чуть-чуть рассержен, И покраснел заметно он; И на плечо ее прилег Искавший отдых мотылек; смешение архаизмов, традиционно-поэтических выражений с бытовыми выражениями, что создает гротескный план, комически осмысляемый: Он телом стар, но духом пылок, Как самовар блестит затылок. В статье «Песни 13 весен» Хлебников защищает «погрешности» детских стихов, видя в них проявления подлинной свободы стиха. В послеоктябрьском творчестве «свободный стих» поэта-новатора занял еще большее место («Труба Гуль-муллы», «Настоящее», «Прачка»). Хлебников не был равнодушным созерцателем событий первой мировой войны. В стихотворении «Жены смерти» (1915) нарисован зловещий образ смерти, страшной тенью вставшей над миром. Фантастически-гротескное выражение приобретают события войны в стихотворении» «Мава Галицийская»: мава ведьма «в перчатке из «червей» протягивает свою ладонь «веселым господам», а сама мава становится символом войны: А ты дышала пулями в прохожих. И равнодушно и во сне Они узор мороза на окне! Да эти люди иней только Из пулеметов твоя полька, И из чугунного окурка Твои Чайковский и мазурка... Наиболее полное выражение антивоенные настроения получили в поэме Хлебникова «Война в мышеловке» (1919), составленной из отдельных стихотворений, написанных в Первые строки поэмы Хлебникова напоминают своей масштабностью ораторские выражения Маяковского в его пацифистической поэме «Война и мир»: Был шар земной Прекрасно схвачен лапой сумасшедшего...

10 10 Война это богиня смерти, человечество в военном угаре возвращается к первобытной дикости и жестокости, война безжалостно истребляет целые поколения, несет гибель и разрушения: Правда, что юноши стали дешевле? Дешевле земли, бочки воды и телеги углей? Ты, женщина в белом, косящая стебли, Мышцами смуглая, в работе наглей!.. Однако финал поэмы оптимистичен: Хлебников верит в возрождение человечества: И когда земной шар, выгорев, Станет строже и спросит: кто же я? Мы создадим Слово Полку Игореву, Или же что-нибудь на него похожее... В годы первой империалистической войны Хлебников объявил решительный вызов старому миру «приобретателей». Со своими друзьями и единомышленниками (Н. Асеев, Г. Петников и др.) в декларации, названной «Трубой марсиан», он в 1916 заявил: «Пусть млечный путь расколется на млечный путь изобретателей и млечный путь приобретателей». Хлебников не признавал самой собственнической системы и особенно был непримирим к посягательству на свободу человека. С Октябрьской революции открывается новый этап творчества Хлебникова. В Октябрьской революции Хлебников надеялся увидеть прежде всего перестройку всего мирового порядка, торжество народных чаяний, возмездие старому миру и открывающиеся безбрежные возможности для осуществления нового справедливого и гармонического строя. Он не испугался ни беспощадности самой борьбы, ни выстраданных суровых будней с разрухой, голодом, кровавыми событиями гражданской войны. И он, человек вне быта, оказался под стать времени. Он голодал, ездил в вагонах с сыпнотифозными, бродил по персидскому берегу Каспийского моря, служил сторожем в ТерРОСТА, дружил с матросами и красноармейцами. Для Хлебникова, как и для Маяковского, Каменского, Асеева, не возникал вопрос о том, «принимать» или «не принимать» революцию. В стихотворении «Воля всем» (1918) содержится всеобъемлющий, вселенский призыв к свободе: Вихрем бессмертным, вихрем единым Все за свободой туда! Люди с крылом лебединым Знамя проносят труда....если же боги закованы, Волю дадим и богам... В, в так называемый Харьковский период, Хлебников написал такие произведения, как «Ночь в окопе», «Ладомир», «Три сестры», «Лесная тоска», «Поэт» («Карнавал»), «Царапина по небу», «Азы из узы». Это и произведения о революции, и идиллии «Три сестры», «Лесная тоска», «Поэт» («Карнавал»), проникнутые приятием мира, радостным чувством природы. В «Ночи в окопе» Хлебников размышляет над современностью, над судьбами страны, над лозунгами революции, провозглашенными Лениным. Поэма бессюжетна: это размышления автора и возникающие вперемежку с ними картины: ночь перед боем, безмерная степь, голоса солдат в окопе все это сливается в одном сложном единстве. Поэма полифонична. В авторскую монологическую речь врываются разговоры и обрывки песен солдат, резко контрастирующие с торжественно-эпическим стилем повествования: Семейство каменных пустынниц Просторы поля сторожило. В окопе бывший пехотинец Ругался сам с собой: «Могила! Объявилась эта тетя, Завтра мертвых не сочтете,

11 11 Всех задушит понемножку, Ну, сверну собачью ножку!» Вершиной творчества Хлебникова тех лет является поэма «Ладомир» (1920). Это поэма о путях человечества, о преобразовании свободным человеком не только социального строя, но и самой природы Поэт обращается к историческим истокам революции. Сама революция воспринимается им как очистительная стихия, гроза, неизбежное историческое возмездие всем силам зла и угнетения. Подобное восприятие революции было характерно и для Блока, и для А. Веселого и для Вс. Иванова. Образы зарева, грозы, пламени, пожара проходят через всю поэму: И если в зареве пламен Уж потонул клуб дыма сизого, С рукой в крови взамен знамен Бросай судьбе перчатку вызова. И если меток был костер И взвился парус дыма синего, Шагай в пылающий шатер, Огонь за пазухою вынь его. Пафос поэмы в утверждении справедливости и разумности нового мира. Поэт славит союз рабочих и крестьян:...славься, дружба пшеничного злака В рабочей руке с молотком... Поэма «Ладомир» бессюжетна и «безгеройна». Ее сюжет революция, ее герой народ. Это прославление революции и своеобразная утопическая интерпретация судеб освобожденного человечества, построившего свое будущее на основе науки, постижения математических законов мироздания: Пусть Лобачевского кривые Украсят города Дугою над рабочей выей Всемирного труда... Поэма космична. Этот космический масштаб, выражение вселенского размаха революции был и у поэтов «Кузницы», и у многих поэтов Пролеткульта (Садофьев, Гастев и др.). Маяковский в «Нашем марше» писал: Видите, скушно звезд небу! Без него наши песни вьем. Эй, Большая Медведица! Требуй, Чтоб на небо нас взяли живьем... Космизм поэмы Хлебникова на грани с земным:...и жито сеяла рука, На облаках качался пахарь... Поэма обращена в будущее. Оно представляется поэту как «научно-построенное человечество», космического масштаба дерзания человеческого разума, преобразующие весь земной шар. Здесь и вера в научный прогресс, в развитие и эволюцию мировой материи. И все это сочетается с древними легендами и учениями об одушевлении природы: Я вижу конские свободы И равноправие коров, Былиной снов сольются годы, С глаз человека спал засов... В образе мифологического Ладомира утверждается заветная идея поэта о великой гармонии человека, природы и космоса. Но «Лад мира» не может быть достигнут путем ненависти и насилия. Недостаточны для него и математические «законы времени» для этого нужна душевная сила:

12 12 Черти не мелом, а любовью Того, что будет чертежи. И рок, слетевший к изголовью, Наклонит умный колос ржи... Программным произведением этого периода является поэма «Поэт». Она начинается с описания весеннего карнавала как символа возрождения жизни, ее радостной, буйной плоти, торжества бессмертия «рода человечества»: Иди, весна! Зима, долой! Греми весеннее трубой! И человек иной чем прежде В своей изменчивой одежде, Одетый облаком и наг, Цветами отмечая шаг... Поэма Хлебникова исполнена той же земной, языческой стихии, что и музыка «Весны священной» Стравинского. Поэма Хлебникова это еще одна попытка воссоздать давно ушедший языческий мир, с его стихийной радостью бытия. Это итог размышлений поэта над судьбами поэзии, над разными путями видения мира. В конце 1921 Хлебников создает цикл поэм о революции «Ночь перед Советами», «Горячее поле» («Прачка»), «Настоящее» и «Ночной обыск». В них итог размышлений поэта о путях и судьбах революции. Не будучи сюжетно связаны, эти поэмы в своей совокупности воссоздают широкую картину первых лег революции. В основу поэмы «Ночь перед Советами» положен случай, который рассказан В. Короленко в очерке «В облачный день», показывающем жестокость крепостного права. Старуха-кухарка рассказывает историю крепостного права своей барыне, как приговор прошлому, как неизбежность возмездия за преступления господ: Мы от господ не знали житья! Правду скажу: Когда были господские Были мы ровно не люди, а скотские. Бают, неволю снова Вернуть хотят господа? Барыня, да? Будет беда. Что говорить Больше не будем с барскими свиньями есть из корыт! Хлебников создает и выразительный портрет старой барыни. Воспитанная в Смольном, она во время русско-турецкой войны пошла сестрой милосердия, помогала ссыльным, была даже на нелегальном собрании «Воли народной». Затем «ушла корнями в семью», дети пошли «странные, дикие, безвольные... Художники, писатели, изобретатели». Но в глазах старой крестьянки она прежде всего барыня. В поэмах «Настоящее» и «Горячее поле» нет ни отдельных героев, ни сюжета. Это полифонические, «многоголосые» произведения, где действует масса, слышатся «голоса и песни улицы». Но можно выделить отдельные персонажи Великий князь, Прачка, приобретающие обобщенно-символическое значение. Эти поэмы основаны на резком контрастном противопоставлении роскошной, изнеженной жизни богатых и голодной нищеты, безобразного убожества обитателей городской свалки Горячего поля, ютившихся в дымящихся навозных кучах: Два города, два выстрела, два глаза Они друг друга стерегли... Прием контраста помогает увидеть суть этого противостояния: на одной стороне гордый и изнеженный облик императорского Петербурга: Дворцы замерзли в инее, В лебяжьих покрывалах снега,

13 13 И вся столица светлая огнями, Как светская красавица была Высокомерна и красива... На другой Горячее поле с нищетой, нечеловеческими условиями жизни: Свой городок вы построили В кучах дымящихся калов. Не по-барски вас нежили стены Темных сквозных провалов... В поэме «Настоящее» звучат «голоса и песни улицы» музыка революции, как и у Блока в поэме «Двенадцать». В поэме «Ночной обыск» автор мучительно переживает трагедию матери расстрелянного и его сестры, но как историческую неизбежность представляет экспроприацию уютной барской квартиры, когда грубоватые матросы выбрасывают из нее рояль и мебель. Однако матросы, «убийцы святые», как называет их поэт, тоже наказаны материнским судом мать расстрелянного сына поджигает дом, и отряд моряков погибает. Икона с изображением Христа воплощает в поэме символ жалости и всепрощения, что заслуживают герои этого противостояния. Незадолго до смерти Хлебников создает ряд стихотворений, свидетельствующих о трагическом предчувствии скорого конца и болезненном переживании своего одиночества. Такие стихотворения, как «Я видел юношу пророка...», «Я вышел юношей один...», «Одинокий лицедей», «Всем», во многом отличны от всего творчества Хлебникова. В них он пишет о себе. Это обнаженные искренность и отчаяние. В стихотворении «Одинокий лицедей» Хлебников говорит о своей поэтической и личной судьбе, о трагическом одиночестве: И пока над царским селом Лилось пенье и слезы Ахматовой, Я, моток волшебницы разматывая, Как сонный труп влачился по пустыне, Где умирала невозможность: Усталый лицедей, Шагая напролом... Проповедь поэта оказалась непонятной. Стихотворение завершается страдальческим признанием неудачи, крушения всего дела жизни: И с ужасом Я понял, что я никем невидим: Что нужно сеять очи, Что должен сеятель очей идти... Судьба Хлебникова была трагической. Дело не только в его личной беспомощности и неприспособленности к суровым условиям жизни. Трагичным было столкновение его утопических мечтаний с действительностью, его самоощущение себя как непризнанного пророка. 28 июня 1922 Хлебникова не стало. Он умер, находясь в гостях у друга, почитателя его творчества, П. Митурича, в селе Санталово Новгородской губернии от рецидива малярии, пареза ног и водянки. Похоронен был на погосте в деревне Ручьи Новгородской области. В 1950 прах Хлебникова был перевезен в Москву и захоронен на Новодевичьем кладбище. Своего рода завещанием Хлебникова является его «сверхповесть», «Зангези». В целом это повествование о путях человечества, проповедь учения о «законах времени», «Гаммы Будетлянина». Это понимание реального мира самим автором. Повесть состоит из нескольких «плоскостей», каждая из которых самостоятельное произведение со своим «сюжетом», со своими «частными» сферами авторского сознания. Объединенные вместе, они порождают новый смысл, своего рода глобальное восприятие мира, его космическое осознание, которое так характерно для Хлебникова. В «Зангези»

14 14 объединено все сделанное Хлебниковым на разных этапах его творчества: здесь и «заумь», и «звездный язык», «язык птиц», и передача «голосов улицы». Но в движении человечества сквозь века беспомощно-бесприютным остается сам Зангези, который сравнивается с «бабочкой, залетевшей в комнату человеческой жизни». Его мечта благородна дать свободу людям, богам, животным, даже неживой природе. Его мысль устремлена в космические дали к в то же время глубоко гуманна и человечна. Человек для него венец вселенной, носитель разума. В «Плоскости XVIII» речи Зангези автор пытается обосновать историческую закономерность Октябрьской революции. Перечисляется цепь революционных событий, исторических фактов, предшествовавших Октябрю, Хлебников называет декабристов, польское восстание, избрание Гарфильда президентом Америки, битву при Куликовом поле, Ермака и покорение Сибири, Тимура и Баязета, падение Царьграда и, наконец, падение самодержавия в События, связанные «степенью трех», выстраиваются в определенные ряды соответствий, образуя своего рода мифологическое «чучело мира». Этот «числовой» подход к историческим фактам совмещается с образными, сжатыми характеристиками эпох и событий: 17-й год. Цари отреклись. Кобылица свободы! Дикий скач напролом Площадь с сломанным орлом. Отблеск ножа в ее Темных глазах, Не самодержавию ее удержать. Зангези это сам Хлебников. То же стремление прорваться в глубины истории и космос, та же страстная мечта быть пророком, утверждавшим реальность великой гармонии человек, природа, космос, то же горькое признание своего одиночества и крушения надежд. Зангези человек, бог, разум, соединяющий невозможное с возможным. Понять этот образ значит понять Хлебникова, всемирно известного и одновременно непонятного, жившего на изломе эпох и отчаянно соединявшего распадающийся треугольник «Человек Природа Бог». Поэма «Зангези» это и прорыв в будущее, и философские размышления, и историческая проверка законов времени, и миф о «числовом» «чучеле мира». В этой слитности и универсальность ее поэтического своеобразия. Сознание необходимости коренной перестройки мира особенно ощутимо в замысле всей поэмы: Если в пальцах запрятался нож, А зрачки открывали настежью месть, Это время завыло: даешь, А судьба отвечала послушная: есть. В «Зангези» Хлебников включил поэму «Горе и Смех», написанную в июне Созданные в ней карнавальные маски напоминают аллегорические персонажи средневековых мистерий. Горе и Смех олицетворяют два начала человеческого бытия, внешне противоположные, но внутренне взаимосвязанные. В монологе Смеха говорится: Я смех, я громоотвод От мирового гнева. Ты водоем для звездных вод, Ты мировой печали дева. Это противопоставление сказывается в строе поэмы, то трагически-гротескной, когда речь идет о Горе, то шутовской, когда выступает Смех:...Колени мирового горя Руками обнимая, плачешь, А я с ним подерусь, поспорю И ловко одурачу.

15 15 На всем протяжении поэмы возникает образ пророка Зангези житейски беспомощного, не понятого своими современниками, тщетно взывающего к будущему. Его проповедь все время прерывается назойливо-ироническими выкриками обывательской толпы «учеников»: «Зангези! Что-нибудь земное! Довольно неба! Грянь камаринскую! Мыслитель, скажи что-нибудь веселенькое! Толпа хохочет весело. Что поделаешь время послеобеденное». Однако Зангези уверен в своем признании в будущем: Глупоствоварь, я пою и безумствую! Я скачу и пляшу на утесе. Когда пою, мне звезды хлопают в ладоши. Сложность и трагическая противоречивость образа Зангези в его внутренней двойственности. То это пророк-провидец, принесший человечеству новое зрение, путь к овладению законами космоса и истории, то это непонятный, беспомощный, по-детски наивный и глубоко ранимый человек: Мне, бабочке, залетевшей В комнату человеческой жизни, Оставить почерк моей пыли По суровым окнам, подписью узника. На строгих стеклах рока... Сложен и финал поэмы. Поэт-пророк разуверивается в возможности осуществить свое призвание. Размолвка поэта с «толпой», его не понимающей и не приемлющей, приобретает все более трагический характер и завершается горьким финалом самоубийством, поводом для которого было «уничтожение рукописей» его произведений. Однако заключительная реплика поэмы проникнута оптимизмом: Зангези жив, Это была неумная шутка... Так горестный быт, смерть Зангези-человека побеждены торжеством Зангези-поэта. Осень год... Несколько дней подряд сцена московского театра «Современник» была отдана мало известному «Чет-нечет-театру», выступающему под прикрытием Дягилевъ-центра. Играли Хлебникова «Зангези». Стабильность и лад сменяются хаосом событий (в мире, душе) Но человеку (миру) свойственно обретать покой. Хлебников идеалист, чудак, сумасшедший? Он вводит свое ощущение бытия Ладомир (гармония). Поэма «Зангези» появилась на свет в начале загадочного Из страны «боги улетели, испуганные мощью наших голосов. К худу или добру?» Через несколько месяцев Хлебникова не стало. К годовщине смерти появилась первая постановка «Зангези» в петроградском Музее художественной культуры. Вторая известная постановка осуществляется в Лос-Анджелесе, в Третья постановка Москва, Хлебников писал: «Мы начинаем понимать земной шар как большую площадь для зрителей, длинные ряды стульев, где под разрезанной трепещущей занавесью неба происходит вечная игра числа для себя». Перед полупустыми рядами зрительного зала игра, в которой актеры дотягиваются до Хлебникова. Зангези умирает и возвращается: «Я умер и засмеялся». В ряду Гете Ницше Флобер. Хлебникова называют последним. Он замкнул круг людей, мысливших мир, как самих себя, себя как целый мир...

28 октября 1885 года в селе Малые Дербеты Астраханской губернии родился Виктор Владимирович Хлебников. Отец поэта-Владимир Алексеевич -ученый- естественник. Мать- Екатерина Николаевна- историк по образованию. Семья Хлебниковых переезжала с места на место. В 1903г. поступил на математическое отделение физико-математического факультета Казанского университета. Увлекается математикой, орнитологией, историей и художественной литературой. Начинает писать стихи. В 1908г. переезжает в Петербург. Переходит на восточный факультет, а затем на славяно-русский отдел историко-филологического факультета. В 1911г. исключен за неуплату. Первая публикация Хлебникова в столице в газете "Вечер", в связи с аннексией Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины (осень 1908). В 1908г. журнале "Весна" напечатано стихотворение в прозе "Искушение грешника".1910- участник первых футуристических сборников. В 1912г. в Херсоне издана первая брошюра Хлебникова с математико-лингвистическими опытами "Учитель и ученик". В первые дни Октябрьской революции Хлебников в Петрограде. Революцию встретил с энтузиазмом. Гордился, что в своих числовых "пророчествах" предсказал год её свершения. В 1922 учащаются приступы малярии. Летом едет в Астрахань на лечение.28 июня 1922г. умер в Волдайской деревушке Санталово, в священных местах срединной России.В1960г. его прах был перевезен в Москву и захоронен на Новодевичьем кладбище.
Модернисты разных оттенков особенно поднимали на щит формально-экспериментаторские вещи Хлебникова - "словотворчество", "заумь"..: Вот одно из программных для раннего Хлебникова стихотворений:
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищ надсмеяльных - смех усмейных
смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно смех надсмейных
смеячей!
Смейево, смейево,
Усмей, осмей, смешики, смсшики,
Смсюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
("Заклятие смехом")

При жизни Хлебников был известен очень узкому кругу. После смерти поэта круг этот несколько расширился. Тогда же началась канонизация Хлебникова как художника и мыслителя для избранных. В его стихах легкий отблеск смысла присутствует в звуках человеческой речи, звук в определенной степени "содержателен". Соответствия "зрительного" и "звукового" Хлебников уловил. Он был большим мастером стихов-"перевёртышей", которые читаются слева направо и справа налево:
Кони, топот, инок,
Но не речь, а черен он.
Эти и подобные им вещи превозносились близким окружением поэта как откровения искусства будущего. Но был и другой Хлебников- поэт жесткого и мудрого зрения, благородной естественности, наивная и высокая душа.
Мне много ль надо? Коврига хлеба
И капля молока,
Да это небо,
Да эти облака!
("Каменная баба")
В одной строчке Хлебников способен явить огромный истори-чески-социальный смысл, явить его резко, без морализаций и повествовательных подробностей, жестоко и жестко, раняще сердце и воображение: "Вот Лена с глазами расстрела" (здесь и сами зловещие события расстрела рабочих на Ленских золотых приисках в 1912 году, потрясшие Россию; и образ беды, кошмара, муки - "глаза расстрела").
Жизненную миссию Хлебников осознал рано и отчетливо- "Стать звонким вестником добра". Свободно передвигаясь в "правременах", он остро чувствовал и время, а котором жил, "потоп торга и рынка", ужас войн, неправедность социального устроения, величие революции.
Удивительные крайности умещались в Хлебникове.С годами заметно побеждало в нем все же веление доискаться до правды,а не до "праязыка".
Когда в сентябре 1908г. Хлебников, вчерашний студент Казанского университета, увлекавшийся математикой и естественными науками, но уже немного писавший стихи и прозу, приехал в Петербург. Он приехал с благой целью и решимостью завершить высшее образование в центре научной и культурной жизни тогдашней России и быть ближе к источникам нового искусства и духовности,- он оказался в среде и атмосфере плодотворной и губительной одновременно. Университет он почти не посещал, хотя несколько раз переводился на разные отделения. Но судьба определилась - литература и философско-математические изыскания. Кстати, сам Хлебников всю жизнь считал свои занятия по исчислению "законов времени" главным делом, а поэзию и прозу - способом живого изложения их. Нелюдимый и странный в столичной среде провинциал, Хлебников своей подлинностью, оригинальным складом личности привлекал к себе внимание и вызывал интерес, но больше - любопытство. Он поражал мировоззрением, рожденным не столько книжными штудиями, сколько экзотическими для людей городской культуры "сцеплениями" с миром природы и редкой для его возраста самостоятельностью взглядов. Он хорошо знал современную литературу и изобразительное искусство (Хлебников сам был даровитым художником). Ценил символистов, особенно Федора Сологуба и Вячеслава Иванова. С последним он был уже знаком и переписывался. Литературный дебют Хлебникова отмечен 1908 годом - рассказ "Искушение грешника". Он познакомился со многими виднейшими символистами и близкими им литераторами. Алексей Ремизов и Михаил Кузмин благосклонно отнеслись к словесным опытам Хлебникова. Поначалу как свой он был принят и среди литературно-художественной молодежи, объединившейся вокруг редакции журнала "Аполлон". То были будущие акмеисты - Н. Гумилев, А. Ахматова, О. Мандельштам и другие. Чуть позднее произошли встречи, жизненно важные для Хлебникова: братья Д. и Н. Бурлюки, Е. Гуро, В. Маяковский, В. Каменский,.К. Малевич, П. Филонов, М. Ларионов, А. Крученых... Уже перечисление этих имен, при всей не равноценности судеб и талантов, говорит об одном - Хлебников в гуще русского "левого искусства", кубофутуризма в поэзии, кубизма и близких ему. Приход Хлебникова в русскую литературу был связан с футуризмом. По сравнению с соперниками- символистами и акмеистами, которые мыслили свое дело в пределах культуры, - футуризм осознает себя как антикультура и на этих основаниях пытается построить здание "искусства будущего". Футуризм осознавал себя искусством урбанистическим и современным - поэтизирование внешних примет машинной цивилизации и большого буржуазного города. Явная и прельстительная для многих антибуржуазность футуризма была революционной лишь в анархистском понимании этого слова. Потому творчество футуристов было прежде всего "творчеством разрушения" (заумь Крученых, беспредметное искусство в живописи). Возможно, было в футуризме и кое-что здравое - требование демократи-зации искусства, известное расширение изобразительных средств, ориентация на современность,- но сам пафос его был губителен и мертвящ. В этическом смысле футуризм оказался крайним проявлением нигилизма. Изгнав сердце и душу из своего творчества, футуристы мало чего добились. Достижения талантливых и честных людей (Маяковский, Хлебников, некоторые художники) произрастали там, где кончался футуризм и начиналось подлинное искусство. Хлебникова это касается прежде всего.)
Миросозерцание и художественные принципы Хлебникова сложились в основных чертах к началу десятых годов и при неизбежной изменчивости были на протяжении жизни довольно устойчивы. Детские годы поэта прошли в краях "первобытных". Природа и ее голоса были для Хлебникова "своими". Природоведческие интересы его лишены дилетантства. С помощью отца - ученого-естественника и одного из основателей Астраханского заповедника - будущий..поэт с профес-сиональной дотошностью изучал окружающий его растительный и животный мир, особенно царство пернатых. Мотивы языческой идиллии, столь отчетливые и красочные в его творчестве, были не надуманной мечтой о "земном рае", а свежей и цепкой, даруемой детством, памятью чувств. Анна Ахматова как-то заметила о стихах Хлебникова: "Это все увидено как бы в первый раз". И вот тому доказательство:
В сосне рокочет бойко
С пером небесным сойка.
И страстью нежною глубок
Летит проворный голубок.
В холодном озере в тени
Бродили сонные лини.
Из глубины зеркальных окон
Сверкает полосатый окунь.
А сине-черный скворушка
На солнце чистит перышко.
С глухого муравейника
Взлетит, стуча крылом, глухарка,
И перья рдяного репейника
Осветит солнце жарко.
Взовьется птица. Сядет около.
Чу, слышен ровный свист дрозда.
Вот умная головка сокола
Глядит с глубокого гнезда.
("В лесу, где лебедь с песней стонет...")
В детских впечатлениях также исток хлебниковского "евразийства", глубокого и здравого внимания к "азиатско-восточному": истории, природным условиям, верованиям, языкам, нравам. Позднее, уже в пореволюционные годы, мечта Хлебникова о вселенском братстве народов сопряжена с Азией как прообразом полуденной гармонии, а Октябрь- начало пути к ней:
Так смуглые войны горных кочевий
По-братски несутся, держась за нагайкой,
Под низкими сводами темных деревьях,
Под рокот ружейный и гром балалайки.
("Навруз труда")

Поэзия Хлебникова держится не на переживании "чего-то" или на размышлениях о "чем-то". Поэт писал, скажем, само лесное утро, а не об утре, сам вечер в горах, а не о вечере. Каждый образ оказывается точным, созданным вновь. Эпичность Хлебникова интимна, миф его- домашний, добродушный, сказочно-яркий:
Зеленый плеск и переплеск
И в синий блеск весь мир исчез
("Синие оковы")
Изначальные мировоззренческие установки, жизненный опыт (Хлебников жил, после приезда из Казани в Петербург, всегда трудно, бездомно, голодно, в непредсказуемых скитаниях), социальные условия тогдашней России, мировая война предопределили отношение поэта к Октябрьской революции. Конечно же, революцию Хлебников мыслил в присущем ему духе, как "союз Разина и Лобачевского", бунтарское возмездие и космическое переустройство вселенной на путях слияния науки, труда и чистого духа, с помощью усвоенных людьми "законов времени" и "звездного" языка.
В послереволюционные годы Хлебников- художник неизмеримо вырастает. В декабре 1921 года он писал:"Я чувствую гробовую доску над своим прошлым. Стих свой кажется чужим". Его поэзия "обмирщается", делается проще, яснее, глубже. Он создает многочисленные произведения о событиях революции, гражданской войны в России, Иране. Напряженно думает и пишет о будущем. Стихотворения и поэмы Хлебникова становятся более непосредственными по тону и манере, образы жизненно и эмоционально более убедительными, морально-идейная позиция выявляется открыто и с максималистской неукоснительностью. Интонационный стих свободно вмещает разноголосицу эпохи. Появляются вещи сюжетно-фабульные, с чертами повествовательного психологизма. Хлебников приходит к страстной стихотворной публицистике. В 1921 году в Пятигорске поэт создает несколько стихотворений о голоде, который тогда смертоносно бушевал в Поволжье и унес миллионы жизней ("Голод", "Трубите, кричите, несите!").
Этическая глухота и претенциозная развязность почти всей футуристической поэзии и модернистского искусства задели своим механическим крылом прирожденную, тонкую подлинность Хлебникова, что-то в ней исказили, смешали, спутали, сбили с толка и лада. Слово дано поэту - для правды, для "испытанья сердец", как считал Блок. Таким оно было даровано и Хлебникову. Отступничества и соблазны свободного артистизма могли помешать и помешали поэту, но слово сильнее - оно "вначале было",- и оно победило.
Однажды Хлебников написал: "Родина сильнее смерти". И он - русский поэт Велимир Хлебников - с родиной.