Понятно, поскольку настоящее удается и обретает форму художественного произведения очень редко, а еще реже признается таковым современниками. А потому видеть, оценивать себя и свои творения со стороны, не цепляясь за прошлое, за обстоятельства и законы, в которых эти творения родились, - удел очень немногих и тоже только обладающих мужеством людей.
Анна Андреевна позволяла себе иронизировать по поводу собственных знаменитейших стихов. И это ничуть не противоречило ее внешней царственности, не нарушало ее внутренней поэтической гар-монии. Напротив, только дополняло и обогащало ее образ, сообщая ему то четвертое измерение, по ко-торому Мандельштам отличал поэзию от рифмованных строк.
Помню, как однажды, когда «завтраканье» уже перевалило за полдень, в комнате появилась скромная, совсем еще юная поклонница Ахматовой. Оторопев от развязности и сумбурности разговора, который шел в присутствии ее кумира, она после долгого молчания почтительно и скромно попросила Анну Андреевну надписать ей книгу, которую, как святыню, держала в руках. Глубокая искренность и невероятное волнение, прозвучавшие в голосе этой девушки точно пристыдили сидящих за столом; все как то почтительно подтянулись, будто разом вспомнили чин, звание, возраст и значение Ахматовой, а еще вернее сказать, приняли на себя те роли, которые должны бы играть в присутствии Ахматовой, по разумению этой поклонницы.
Анна Андреевна извинилась и, забрав свою сумочку, пригласила гостью в каморку… Они удали-лись, разговор за столом быстро восстановился, но все таки теперь шел в несколько приглушенных то-нах, поскольку никому не хотелось подводить Анну Андреевну в глазах непорочной представительни-цы читающей публики. Через некоторое время Ахматова в сопровождении раскрасневшейся и еще бо-лее взволнованной поклонницы вернулась в столовую и, предложив ей чашку чая, заняла свое место. Девушка молча глотала кипяток, и даже спокойные слова Анны Андреевны никак не снимали ее напря-жения.
Всякий не совсем бессердечный человек, попав в круг такой сцены, невольно покажется себе чу-точку развязным - уж слишком явственно все существо этой случайной посетительницы отражало ис-тинное значение Ахматовой. Поэтому, когда, не проронив ни слова, девушка, ко всеобщему облегче-нию, благополучно проглотила последнюю каплю чая и, молча поклонившись, ушла, никто из остав-шихся за столом как то не решался первым возобновить разговор. Образовалась пауза, в которой все как бы впервые, наново устраивались, рассаживались вокруг Анны Андреевны. А она, ни на кого не глядя, точно не замечая этого замешательства, занималась своей чашкой. Вдруг, так и не отрываясь от чая, а только высоко, чисто по ахматовски подняв брови, она подчеркнуто драматично продекламиро-вала, медленно роняя слова:

«Сжала руки под темной вуалью…
«Отчего ты сегодня бледна?» -

И подняла лукаво смеющиеся глаза. Вся напряженная, тяжелая холодность минуты треснула, как лед, и живая веселая вода вырвалась на простор. С того дня всех поклонниц Анны Андреевны мы дели-ли по ее стихам и соответственно им легко и весело соблюдали ритуал свидания поэта и читателя.
Но самое безжалостное, публичное издевательство над стихами Анны Андреевны устраивалось в виде представления. Гости, которых Ахматова развлекала таким образом, особенно преданные почита-тели, каменели и озирались, точно оказавшись вдруг в дурном сне. Теперь я могу засвидетельствовать, что вся режиссура и подготовка этого домашнего развлечения принадлежат самой Анне Андреевне. Хо-тя, конечно, тут есть и своя предыстория.
Когда, вернувшись в Москву, на эстраде вновь появился Вертинский, кажется, не было человека, который избежал бы увлечения этим артистом. Его грустноватые иронические песни и безупречно от-точенная манера исполнения были настолько непохожи на все, чем в те годы славились наши концерт-ные программы, что публика принимала каждый номер как маленький неповторимый спектакль. И если для старшего поколения он был еще сколько то знаком по первым выступлениям в маске Пьеро, то для нас, молодых, его явление казалось абсолютным откровением. Не понимая доброй половины француз-ских слов и названий, фигурировавших в тексте его сочинений, мы распевали Вертинского, стараясь придать своим физиономиям бесстрастно утомленный вид все переживших господ.
Благодаря множеству общих друзей Вертинский скоро появился и в доме Ардова. А на лето наши семьи поселились в дачном поселке Валентиновка, где издавна отдыхали многие актеры театра, певцы, писатели и художники. Таким образом я получил возможность не только часто бывать на концертах Александра Николаевича, но и наблюдать его дома. Необычайно доброжелательный, остроумный и какой то открыто талантливый человек, Вертинский легко заражал окружающих своей фантазией и постоянно поддерживал малейшие проблески творческих начинаний, так что ни одно домашнее торжество не обходилось без выдумки и всяческих веселых сюрпризов.
И вот для одного из таких дачных собраний силами молодежи Давид Григорьевич Гутман подго-товил Вертинскому ответное представление, в котором я должен был изобразить самого Александра Николаевича. То была одна из незабываемых и особенно страшных моих премьер: публикой являлись актеры и друзья Вертинских, а прямо напротив в кресле восседал он сам.
Откуда то из театра специально был привезен фрак. Часа за три до начала при общем веселье уст-роителей вечера я стал гримироваться, пытаясь придать своему лицу черты Вертинского. Консультанты по гриму безжалостно требовали преображения, так что в конце концов для точности формы вся голова и брови оказались заклеенными лаком, карикатурный нос - вылепленным из гуммоза, а руки и лицо - отбеленными пудрой. Так я и появился вечером. Александр Николаевич смеялся больше всех и после подготовленного номера заставил меня спеть еще несколько куплетов из разных песен. Надо сказать, что секрет успеха заключался не столько в самом исполнении, сколько в невероятном знании материа-ла. Кроме слов всего репертуара Вертинского, бывая на концертах, я выучил и все его жесты, притом не только вообще присущие ему, а точно к каждому куплету.
С тех пор номер и остался для разных домашних и студенческих развлечений. Постепенно я на-столько приспособился к пластике и характеру интонации, что легко подменял текст, заменяя слова пе-сен нужными к случаю сочинениями. Особенно несуразно и смешно звучали в манере салонного ро-манса стихи Маяковского. Анна Андреевна не раз заставляла меня повторять эти пародии и таким обра-зом прекрасно знала весь мой репертуар.
И вот однажды при большом собрании гостей после чтения стихов, воспоминаний и всяческих рассказов вечер постепенно перешел в веселое застолье. Стали перебирать сценические накладки, изо-бражали актеров, читали пародии и так постепенно добрались до Вертинского. Ничего не подозревая, я изобразил несколько куплетов, в том числе и на стихи Маяковского, и уже собирался уступить площад-ку следующему исполнителю, как вдруг Анна Андреевна сказала:
- Алеша, а вы не помните то, что Александр Николаевич поет на мои стихи?
Я, конечно, помнил переложенные на музыку строки Ахматовой «Темнеет дорога приморского сада…», но Вертинский в те годы не включал этот романс в программу концертов, и его можно было слышать только в граммофонной записи. На этом основании я и стал отговариваться от опасного номе-ра.
- Но это не важно, - улыбнулась Анна Андреевна, - тогда какие нибудь другие, как вы берете из Маяковского… Пожалуйста, это очень интересно.
Так я во второй раз оказался лицом к лицу с автором. Только теперь напротив меня вместо Вер-тинского сидела Ахматова, а вокруг, как и тогда, - несколько притихшие настороженные гости. От-ступать было некуда, мой верный аккомпаниатор уже наигрывал знакомые мелодии. Здесь следует за-метить, что даже переложение Маяковского выглядит не столь противоестественно и разоблачающе, как в случае с Ахматовой, потому что у него речь идет все таки от лица мужчины, в то время как сугубо женские признания и чувства Ахматовой в соединении с жестом и чисто мужской позицией Вертинско-го превращаются почти в клоунаду.
Я сразу почувствовал это и потому решительно не знал, что же делать. Тогда, как бы помогая, Ан-на Андреевна начала подсказывать на выбор разные стихи. И тут мне стало совсем не по себе - это были строки ее лучших, известнейших сочинений…
Но она явно не хотела отступать. В такие минуты глаза Ахматовой, вопреки царствен-но спокойной позе, загорались лукаво озорным упрямством и, казалось, она готова принять любые ус-ловия игры.
Подсказывая, как опытный заговорщик, каждое слово, она наконец заставила меня спеть первые строки. Я осмелел, и романс понемногу стал обретать свою веселую форму.
Так в тот раз Анна Андреевна публично организовала и поставила этот свой пародийный номер, которым потом нередко «угощала» новых и новых гостей. Думаю, многие из них и сегодня не простили мне того, что я делал со стихами Ахматовой, поскольку не знали ни происхождения этой пародии, ни той лукавой мудрости и внутренней свободы, с которыми Ахматова относилась к любым, в том числе и своим собственным творениям.
Все это можно бы оставить в сундуке сугубо домашних воспоминаний и не связывать с представлениями о поэзии Ахматовой, но в таких, несколько варварских развлечениях, а главное, в том, как относятся к ним сами герои, мне всегда чудится и некоторое проявление скрытой силы, ясности авторского взгляда на мир и на свое место в нем. Будучи совершенно явным исключением среди всех окружающих, Анна Андреевна никогда сама не огораживала свои владения, не исключала ни себя, ни свои стихи из окружающей ее жизни.
Она всегда охотно читала свои новые сочинения друзьям, людям разных поколений и спрашивала их мнение и слушала их противоречивые суждения, а главное, до последних дней действительно была способна слышать то, что они говорили.
Около значительного, со всемирной известностью, да еще трудной судьбой человека окружающим иногда выпадают самые неожиданные роли, и весь вопрос в том, сколь тягостна или, наоборот, естест-венно проста и увлекательна оказывается эта новая должность для того, кто ее получил. Конечно, пер-вое время из любопытства или какой то собственной выгоды всякий новичок легко смирится и с нелов-ким положением, но на таких связях никак не может держаться ежедневная долгая жизнь, и потому я думаю, что люди, которые были возле Анны Андреевны на протяжении последних лет, так же как и члены нашей семьи, нисколько не прикидывались в присутствии Ахматовой и никак не были обремене-ны грузом ее славы или величия.
Всегда оставаясь собой, Анна Андреевна тем не менее удивительно быстро и деликатно овладева-ла симпатией самых разных людей, потому что не только взаправду интересовалась их судьбой и пони-мала их устремления, но и сама входила в круг их жизни, как добрый и вполне современный человек. Только этим я могу объяснить ту удивительную непринужденность и свободу проявлений, то удоволь-ствие, которое испытывали мои сверстники - люди совсем иного времени, положения и воспитания, - когда читали ей стихи, показывали рисунки, спорили об искусстве или просто рассказывали смешные истории.
Убеленные сединами солидные посетители, которые навещали Ахматову в «Будке» (так она сама называла свою дачу под Ленинградом), не на шутку смущались, найдя за ветхим забором вместо тихой обители у куста знаменитой бузины настежь распахнутый дом. Во дворе валялись велосипеды, стояли мотоциклы и бродили по домашнему одетые молодые люди. Одни разводили костер, другие таскали воду, а третьи шумно сражались в кости, расположившись на ступенях веранды. В соответствии с испу-гом гостя и серьезностью его визита эта публика, конечно, сразу несколько стихала, преобретая необхо-димую долю приличия, но кипевшая вокруг дома жизнь отнюдь не прекращалась и не теряла первона-чального направления. Анна Андреевна очень чинно уводила посетителя в свою комнату, говорила с ним о делах, угощала чаем или «кофием», а потом, если находила это нужным, приглашала гостя на ве-ранду к общему столу.
- Эти молодые люди очень помогают нам, - сказала Анна Андреевна одному весьма важному человеку перед тем, как представить нас по именам.
Гость вежливо улыбнулся, но в глазах его вновь возникло то замешательство, которое появилось, когда он шагнул за калитку, и от этого я вдруг как то со стороны взглянул на нашу компанию. Навер-ное, с точки зрения этого почтенного ученого, мы выглядели странновато. За столом, если не считать хрупкой Анечки Пуниной и милой старушки, которая хлопотала с посудой, сидела пестрая компания здоровенных парней, любой из которых вполне мог бы не то что обслужить, но ограбить две такие дачи вместе с зимним запасом дров.
Примерно такие соображения довольно явственно и отразились на лице почтенного гостя. Боюсь говорить за Анну Андреевну, но в ту минуту мне показалось, что она рассчитывала на этот эффект и теперь была вполне довольна.
А кончилось все наилучшим образом. Без малейшего усилия Анна Андреевна взяла на себя роль переводчика и, хотя переводить ей приходилось не только с языка на язык, но еще и через два поколе-ния, каждое из которых обладало своими симпатиями, она легко находила то, что оставалось живым, понятным и увлекательным для обеих сторон.
Ученый оказался замечательным и очень общительным человеком. Натянутость скоро исчезла, всем стало интересно и весело. Еще и еще раз неистово трещал мотоцикл, прыгавший по сосновым кор-ням на дороге от дачи к магазину. Анна Андреевна всячески поднимала акции каждого из нас, так что к вечеру получилось, что за столом собрались люди, каждый из которых в своей области чуть ли не тако-го же значения, как и сам профессор.
Вообще на таких «балах» и нечаянных встречах мы представали перед гостями Анны Андреевны более умными, образованными, талантливыми, интересными, чем были на самом деле. Шутя и не шутя Ахматова всегда вроде бы между прочим завышала не только наши достижения и способности, но при удобном случае и чины. И это было бы просто мило и смешно, если бы теперь не оказалось, что многое из того, что сделано подленее, вернее, в кругу ее внимания, и в самом деле лучше, значительнее, интереснее, чем то, что появлялось в замысле, в черновике или в эскизе.
Кто знает, может быть, люди именно потому так легко, надолго и охотно прикипали к ее жизни, что становились значительнее, талантливее, сильнее самих себя. Думаю, у каждого, кто бывал с Ахма-товой, найдутся какие то примеры, иллюстрирующие этот эффект возвышения, но они будут столь же различны, сколь непохожи характеры и судьбы окружавших ее людей.
Много раз в жизни я начинал учиться рисовать. Сперва это казалось мне естественным и необхо-димым, поскольку множество взрослых из числа друзей моих родителей были люди, связанные с этим делом по роду своих театральных обязанностей, а кроме того, мастерские, где делали реквизит, шили костюмы, строили декорации или расписывали задники, были неотъемлемой частью моей ребячьей дворовой жизни. Потом я оказался в кругу художников «Крокодила», плакатистов, иллюстраторов, в общем, людей, которые постоянно по любому поводу легко и просто выражали свои мысли или шутили при помощи бумаги и карандаша. Это веселое детское умение мазать красками и пользоваться каран-дашом нежданно негаданно обернулось работой и определило мою должность в профессиональном те-атре Бугульмы, где во время войны пятнадцатилетним мальчишкой я оформлял спектакли, писал афиши и еще подрабатывал, рисуя заголовки всяческих стенных газет в госпиталях и столовых. Так я уже вполне сознательно начал было снова заниматься художеством, но, попав в студию на актерское отде-ление, сразу забросил это дело.
Однако позже, оказавшись на воинской службе в Центральном театре Советской Армии, я опять намеревался попытать счастья в живописи и стал в свободное время заниматься маслом, бегая на уроки к замечательному художнику и педагогу Роберту Рафаиловичу Фальку.
Анна Андреевна, знавшая Фалька и мои намерения, несколько раз интересовалась, как идут дела, и внимательно разглядывала «заданные на дом» натюрморты, наброски, этюды. Молодые актеры, со-стоявшие тогда в команде театра, кроме занятий обычной воинской подготовкой еще работали на сцене и в цехах. Времена были тяжелые, свободных дней оставалось все меньше и меньше, так что мои живо-писные упражнения стали постепенно совсем затухать. И я уже было вовсе потерял интерес к живопи-си, да и веру в серьезность и своевременность этого дела, как вдруг в один из отпускных дней, когда я, наконец вдоволь отоспавшись, слонялся по дому с твердым намерением уже никогда не браться за кис-ти и краски, а придумать что нибудь более подходящее к напряженной послевоенной жизни, Анна Анд-реевна спросила меня, как идут занятия у Фалька. Пользуясь случаем, я стал рассказывать ей о своих сомнениях и трудностях, видимо, более стараясь уверить и утвердить себя, чем описать истинное поло-жение дела. Терпеливо и по обыкновению крайне внимательно выслушав мой сильно сдобренный эмо-циями монолог, Анна Андреевна долго молчала, а потом без тени иронии вдруг сказала:
- Жаль. Я хотела предложить вам попробовать сделать мой портрет…
Я остолбенел от неожиданности и головокружительной крутизны поворота всех моих намерений, рассуждений, жалоб… Легко представить себе, какое действие произвела на меня эта фраза, если учесть, что, написав к тому времени от силы пять или шесть портретов друзей и родственников, я знал о том, как давно Фальк мечтает пополнить свою галерею портретом Ахматовой, я видел, как старик Фа-ворский делал карандашные наброски ее головы, наконец, я собственными руками прибивал в спальне Анны Андреевны строго окантованный рисунок Модильяни, а в памяти были знаменитые работы Ан-ненкова, Тышлера, Петрова Водкина…
Кроме Анны Андреевны и меня, в квартире никого не было. Она сидела на своем обычном месте, в углу дивана, я стоял посреди комнаты, там, где меня застали ее слова.
- Мне кажется, - продолжала после мертвой паузы Ахматова, - вам удаются лица.
Это было в 1952 году. С той поры я больше никогда не писал портреты. Но время, когда я выпол-нял этот заказ, те дни и часы, когда по утрам в тихой прибранной комнате напротив меня сидела Ахма-това, были до краев наполнены творчеством и остались в душе как самая высокая награда за все мои старания и стремления проникнуть в тайны изобразительных искусств.

Я приехал в послевоенный Ленинград работать по приглашению знаменитого режиссера Иосифа Хейфица. Первая настоящая роль в художественном фильме, первая встреча с корифеями советского кино, первые дни самостоятельной актерской жизни - все было ново и захватывающе увлекательно. Все силы, все мысли, все чувства накрепко привязаны к работе, и, кажется, происходи эти съемки даже на Луне, и то ничто не могло бы оказаться интереснее и важнее.
Однако мало помалу, сперва просто как плывущая за окном троллейбуса панорама, потом как места, где снимались натурные сцены или жили мои новые друзья, город начал обретать конкретность, а каменные контуры его строений все прочнее сплетались с событиями и фигурами истории.
Вместе с семьей Пуниных я живу в доме у Ахматовой на улице Красной Конницы. Длинный тем-ный коридор и комнаты по фасаду, как во множестве петербургских домов. Шкафы и стеллажи до по-толка, но книгам все таки вечно не хватает места, и они приживаются всюду, где только могут помес-титься - на письменных столах, тумбочках, подоконниках. Жизнь всех обитателей квартиры всецело подчинена искусству, литературе, театру, истории живописи, и все это неизбежно притягивает в дом, в атмосферу его повседневной жизни тени великих художников, писателей, актеров. Порой они почти оживают, выходя из оброненной Ахматовой фразы, из пожелтевших фотографий и гравюр, или сами говорят со страниц книг, и каждое такое явление стократ усиливается городом. Его каменная громада подхватывает малейшее знание и, словно эхом, многократно отзывается на него реально существую-щими памятниками, местами подлинных и фантастических событий.
Набережные каналов, мосты, переходы галерей, плиты мостовых - эти безмолвные, но насквозь пропитанные духом времени свидетельства былого наполняют книжное представление множеством не-оспоримых конкретных деталей. Пушкинский уголок парка, вещи, которых касалась рука Петра Вели-кого, и просто земля, где перед казнью стояли декабристы, пробуждают скрытые за строками протоко-лов живые черты, характеры людей, а главное, чувство реальности их бытия. И это особенное, чувст-венное знание порой дает несоизмеримо больше воображению, чем самый разумный и точный пересказ. Натолкнувшись на какую то созвучную только тебе крохотную подробность, на случайное совпадение глубоко затаенных впечатлений, невольно начинаешь ощущать и те связи, которые сплетают воедино события истории, человеческие судьбы и творческие создания. Но главное, благодаря чему картины и фигуры прошлого так отчетливо и живо выходили из тьмы забвения, захватывая какую то часть и моей собственной жизни, - главная тайна проникновения все таки заключалась в самой Ахматовой.
За много лет я так привык спрашивать у Анны Андреевны, что значит то и как было это, я так час-то, следуя за ее неторопливым рассказом, оказывался в кругу старого Петербурга, в домах, в собраниях или просто на улицах среди припорошенных снегом экипажей, что в конце концов привык видеть ее всюду. Прямо от кухонного стола, за которым мы сидели по ночам в ожидании закипающего чайника, ее жизнь простиралась куда то в бесконечность, через блокаду и годы нэпа, через разруху и невиданный расцвет искусства, туда, за невообразимый для меня революционный разлом России, мимо Царского Села с кирасирами и балами при свечах, мимо первой мировой войны и дальше, ко временам декабри-стов, к совсем еще юному Пушкину с книгой Парни в руках.
Теперь, когда Анны Андреевны нет, когда ее жизнь и судьба ушли той же дорогой на страницы истории, где ничего нельзя ни изменить, ни исправить, ко множеству манящих образов, к духовному богатству Ленинграда, к великой тайне возлюбленного поэтами города прибавилась и ее тень. И покуда будет стоять этот город, покуда останутся люди, читающие на русском языке, эта тень будет вести по своим следам, возникая то в аллеях Летнего сада, то возле узорных ворот «фонтанного дома», то на лесной дорожке Комарова, где за чахлыми елками долго виднеется приземистый силуэт «Будки»…

«Здесь всё меня переживёт,
Всё, даже ветхие скворешни
И этот воздух, воздух вешний,
Морской свершивший перелёт».

«После чтения стихов разговор уже не возобновлялся. Вскоре послышался стук в дверь. Вошел граф З., близкий друг Ахматовой по Петербургу, с которым она не виделась 50 лет. На прощание Анна Андреевна мне сказала: “Позвоните мне еще”. Перед тем как выйти из комнаты, я еще раз обернулся. Анна Андреевна пристально и ласково смотрела на своего совсем уже старенького на вид посетителя и сказала: “Ну, вот, привел Господь еще раз нам свидеться…”»

Смятение

1

Было душно от жгучего света,
А взгляды его – как лучи.
Я только вздрогнула: этот
Может меня приручить.
Наклонился – он что-то скажет…
От лица отхлынула кровь.
Пусть камнем надгробным ляжет
На жизни моей любовь.

2

Не любишь, не хочешь смотреть?
О, как ты красив, проклятый!
И я не могу взлететь,
А с детства была крылатой.
Мне очи застит туман,
Сливаются вещи и лица,
И только красный тюльпан,
Тюльпан у тебя в петлице.

3

Как велит простая учтивость,
Подошел ко мне, улыбнулся,
Полуласково, полулениво
Поцелуем руки коснулся -
И загадочных, древних ликов
На меня поглядели очи…
Десять лет замираний и криков,
Все мои бессонные ночи
Я вложила в тихое слово
И сказала его – напрасно.
Отошел ты, и стало снова
На душе и пусто и ясно.

Февраль 1913

* * *

Столько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает.
Как я рада, что нынче вода
Под бесцветным ледком замирает.
И я стану – Христос помоги! -
На покров этот, светлый и ломкий,
А ты письма мои береги,
Чтобы нас рассудили потомки,
Чтоб отчетливей и ясней
Ты был виден им, мудрый и смелый.
В биографии славной твоей
Разве можно оставить пробелы?
Слишком сладко земное питье,
Слишком плотны любовные сети.
Пусть когда-нибудь имя мое
Прочитают в учебнике дети,
И, печальную повесть узнав,
Пусть они улыбнутся лукаво…
Мне любви и покоя не дав,
Подари меня горькою славой.

Февраль 1913

1912 год, начавшийся совместным путешествием в Италию и кончившийся рождением сына (друзья тут же перекрестили его в «гумильвенка»), был последним годом относительно надежного семейного союза двух поэтов. Весной 1913 года Николай Степанович вновь укатил в Африку, и не один, а вместе с племянником, Колей-младшим, сыном своей старшей сводной сестры Александры Степановны Сверчковой. Анна Андреевна, разбирая по просьбе свекрови, затеявшей большую уборку, бумаги и вещи в комнате мужа, обнаружила на его письменном столе увесистую пачку женских писем. Достаточно красноречивых. А вскоре узнала, что отправительница любовных посланий, Ольга Николаевна Высотская, ждет от Гумилева ребенка.
К лету 1913 года Ахматова уже вполне отдавала себе отчет в том, что их брак вовсе не похож на идиллический союз «Дафниса и Хлои», как писал когда-то Гумилев. Она выходила замуж за верного рыцаря, который не мог без нее. Оказалось, однако, что верность милый друг Коля понимает вовсе не так старомодно, как она. Для него любовь не исключала ни случайных связей, ни мимолетных влюбленностей – по Брюсову: «О, эти взоры мимолетные на гулких улицах столиц…» Таков был стиль любовного быта эпохи. Дитя того же времени, Анна Ахматова не часто, но иногда позволяла себе и то, и другое. Но тут была одна тонкость, которой Гумилев не признавал: для нее «великая земная любовь» исключала «холод измен», необязательных, бездумных любовных забав…
До официального развода Анна Андреевна, как и Николай Степанович, по взаимному уговору, щекотливое обстоятельство тщательно скрывала. Да и потом на сей счет помалкивала. Но Лукницкому все-таки призналась, что «Н.С. никогда физически не был верен никому… этого он не мог и не считал нужным». Какое-то время Анна, понимая, что во многом виновата сама, закрывала глаза на хроническое «донжуанство» мужа. К тому же «телесность» в отношениях между мужчиной и женщиной ей никогда не представлялась самым главным.
Чуть ли не демонстративно брошенные любовные письма, а главное, появление на свет той же осенью Левушкиного единокровного брата – Ореста – заставило Ахматову усомниться и в том единственном, что оправдывало их брак: в святости высокой дружбы. За полгода она не написала мужу ни одного письма. Правда, тревожиться за него не перестала. В августе 1913-го, уже после злосчастной находки, обеспокоенная отсутствием вестей из Африки, пишет их общему другу, поэту и переводчику Михаилу Лозинскому:
«У меня к Вам большая просьба, Михаил Леонидович… Так как экспедиция послана Академией, то самое лучшее, если справляться будут оттуда. Может быть, Вы можете пойти в Академию и узнать, имеют ли там известия о Коле…»
С африканскими путешественниками ничего не случилось. 20 сентября 1913 года Гумилев вместе с племянником вернулся в Петербург, сдал в Музей антропологии и этнографии привезенные из Африки «трофеи», в том числе и множество уникальнейших фотографий, многое подарил, но, видимо, за что-то получил даже деньги. В первый же день жена вручила ему находку: связку женских писем – вещественное доказательство его «неверности» и молча ждала объяснений. Объяснений и на сей раз не последовало. Однако попытка сохранить то, что еще можно было сохранить, была все-таки сделана: супруги договорились, что отныне жить будут хотя и вместе, но как бы и врозь, не мучая друг друга бессмысленной ревностью, перечнем взаимных болей, бед и обид. Для того и решили снять комнату в Петербурге, подальше от осуждающих и наблюдающих материнских глаз.
Ахматова гордилась своим великодушием:

* * *

Выбрала сама я долю
Другу сердца моего:
Отпустила я на волю
В Благовещенье его.
Да вернулся голубь сизый,
Бьется крыльями в стекло.
Как от блеска дивной ризы,
Стало в горнице светло.

4 мая 1915, Петербург

Гумилев лучше понимал, что происходит. В конце первого года «воли» он писал жене, что она «не любит и не хочет этого понять».

Николай Гумилев – Анне Ахматовой:

Милая Аника, я уже в Одессе и в кафе почти заграничном. Напишу тебе, потом попробую писать стихи. Я совершенно выздоровел, даже горло прошло, но еще несколько устал, должно быть с дороги. Зато уже нет прежних кошмаров; снился раз Вячеслав Иванов, желавший мне сделать какую-то гадость, но и во сне я счастливо вывернулся. В книжном магазине просмотрел «Жатву». Твои стихи очень хорошо выглядят, и забавна по тому, как сильно сбавлен тон, заметка Бориса Садовского.
Здесь я видел афишу, что Вера Инбер в пятницу прочтет лекцию о новом женском одеянии, или что-то в этом роде; тут и Бакст и Дункан и вся тяжелая артиллерия.
Я весь день вспоминаю твои строки о «приморской девчонке», они мало того что нравятся мне, они меня пьянят. Так просто сказано так много, и я совершенно убежден, что из всей послесимволической поэзии ты да, пожалуй (по-своему), Нарбут окажетесь самыми значительными.
Милая Аня, я знаю, ты не любишь и не хочешь понять это, но мне не только радостно, а и прямо необходимо по мере того, как ты углубляешься для меня как женщина, укреплять и выдвигать в себе мужчину; я никогда бы не смог догадаться, что от счастья и славы безнадежно дряхлеют сердца, но ведь и ты никогда бы не смогла заняться исследованием страны Галла и понять, увидя луну, что она алмазный щит богини воинов Паллады.
Любопытно, что я сейчас опять такой же, как тогда, когда писались Жемчуга, и они мне ближе Чужого неба.
Маленький до сих пор был прекрасным спутником; верю, что так будет и дальше.
Целуй от меня Львеца (забавно, я первый раз пишу его имя) и учи его говорить папа. Пиши мне до 1 июня в Дире-Дауа (Dire-Daoua, Abyssinie. Afrique), до 15 июня в Джибути, до 15 июля в Порт-Саид, потом в Одессу.
9 апреля 1913

Ho и эта правда не была настоящей. Анна имела право ответить на горькое письмо мужа словами Баратынского, выбранными для эпиграфа к «Четкам»:
«Прости ж навек! Но знай, что двух виновных, не одного, найдутся имена в стихах моих, в преданиях любовных».
«Отпущенный на волю» Гумилев тут же, на глазах у жены, стал ухаживать за сестрой своего ученика Георгия Адамовича. Вскоре Таня Адамович стала его официальной любовницей. С тех пор Ахматова на амурные приключения милого друга Коли перестала реагировать. Однако день этой измены запомнила. П. Лукницкий отмечает в Дневнике, что, диктуя ему сведения о трудах и днях Гумилева и упомянув, что 6 января 1914 года он познакомился с Таней Адамович, Анна Андреевна “чуть вздохнула”, и ему «показалось, что этот вздох был не случайным».

* * *

Не будем пить из одного стакана
Ни воду мы, ни сладкое вино,
Не поцелуемся мы утром рано,
А ввечеру не поглядим в окно.
Ты дышишь солнцем, я дышу луною,
Но живы мы любовию одною.
Со мной всегда мой верный, нежный друг,
С тобой твоя веселая подруга.
Но мне понятен серых глаз испуг,
И ты виновник моего недуга.
Коротких мы не учащаем встреч.
Так наш покой нам суждено беречь.
Лишь голос твой поет в моих стихах,
В твоих стихах мое дыханье веет.
О, есть костер, которого не смеет
Коснуться ни забвение, ни страх.
И если б знал ты, как сейчас мне любы
Твои сухие, розовые губы!

Ноябрь 1913

В марте 1914 года вышла вторая книга стихов Анны Андреевны – «Четки».

Книга вышла 15 марта 1914 года (старого стиля), и жизни ей было отпущено примерно шесть недель. В начале мая петербургский сезон начинал замирать, все понемногу разъезжались. На этот раз расставание с Петербургом оказалось вечным. Мы вернулись не в Петербург, а в Петроград, из 19 века сразу попали в 20-й, все стало иным, начиная с облика города. Казалось, маленькая книга любовной лирики начинающего автора должна была потонуть в мировых событиях. С «Четками» этого не случилось…
И потом еще много раз она выплывала и из моря крови, и из полярного оледенения, и побывав на плахе, и украшая собой списки запрещенных изданий, и представляя собою краденое добро (издание Ефрона в Берлине, и одесская контрафакция при белых 1919 года).

«Четки» Анна Ахматова считала своей первой настоящей книгой и в зрелые годы о «Вечере» вспоминать не любила. Дескать, это всего лишь проба пера избалованной и глупой девочки. Однако в старости написала ностальгические стихи и назвала их – «Рисунок на книге «Вечер»:

Рисунок на книге «Вечер»
Он не траурный, он не мрачный,
Он почти как сквозной дымок,
Полуброшенной новобрачной
Черно-белый легкий венок.
А под ним тот профиль горбатый,
И парижской челки атлас,
И зеленый, продолговатый,
Очень зорко видящий глаз.

23 мая 1958

Гумилев, когда мы обсуждали тираж, задумчиво сказал: «А может быть, ее придется продавать в каждой мелочной лавке». Тираж 1-го издания 1100 экземпляров. Разошлось меньше чем в год. Главная статья – Н.В. Недоброво. Две ругательные – С. Боброва и Тальникова. Остальные похвальные.
«Все мы бражники…» – стихи скучающей капризной девочки, а не описание разврата, как принято думать теперь…

Н. В. Недоброво «Анна Ахматова»:

…По выходе первого сборника на стихах Ахматовой заметили печать ее личной своеобычности, немного вычурной; казалось, она и делала стихи примечательными. Но неожиданно личная манера Ахматовой, и не притязавшая на общее значение, приобрела, через «Вечер» и являвшиеся после стихи, совсем как будто необоснованное влияние. В молодой поэзии обнаружились признаки возникновения ахматовской школы, а у ее основательницы появилась прочно обеспеченная слава.
Если единичное получило общее значение, то, очевидно, источник очарования был не только в занимательности выражаемой личности, но и в искусстве выражать ее: в новом умении видеть и любить человека.
…Пока не было «Четок», вразброд печатавшиеся после «Вечера» стихи ложились в тень первого сборника, и рост Ахматовой не осознавался вполне. Теперь он очевиден: перед глазами очень сильная книга властных стихов, вызывающих большое доверие.
Оно прежде всего достигается свободою ахматовской речи.
Не из ритмов и созвучий состоит поэзия, но из слов; из слов уже затем, по полному соответствию с внутренней их жизнью, и из сочетания этих живых слов вытекают, как до конца, внутренностью слов обусловленное следствие, и волнения ритмов, и сияния звуков – и стихотворение держится на внутреннем костяке слов. Не должно, чтобы слова стихотворения, каждое отдельно, вставлялись в ячейки некоей ритмо-инструментальной рамы: как ни плотно они будут пригнаны, чуть мысленно уберешь раму, все слова расскакиваются, как вытряхнутый типографский шрифт.
К стихам Ахматовой последнее не относится. Что они построены на слове, можно показать на примере хотя бы такого стихотворения, ничем в «Четках» не выделяющегося:

Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мне плечи и грудь в меха,
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви.
Как я знаю эти упорные,
Несытые взгляды твои!

Речь проста и разговорна до того, пожалуй, что это и не поэзия? А что, если еще раз прочесть да заметить, что когда бы мы так разговаривали, то, для полного исчерпания многих людских отношений, каждому с каждым довольно было бы обменяться двумя-тремя восьмистишиями – и было бы царство молчания. А не в молчании ли слово дорастает до той силы, которая пресуществляет его в поэзию?
Несчастной любви и ее страданиям принадлежит очень видное место в содержании ахматовской лирики – не только в том смысле, что несчастная любовь является предметом многих стихотворений, но и в том, что в области изображения ее волнений Ахматовой удалось отыскать общеобязательные выражения и разработать поэтику несчастной любви до исключительной многотрудности. Не окончательны ли такие выражения, как приведенное выше о том, что у разлюбленной не бывает просьб, или такие:

Говоришь, что рук не видишь,
Рук моих и глаз.

Или это стихотворение:

У меня есть улыбка одна.
Так, движенье чуть видное губ.
Для тебя я ее берегу -
Все равно, что ты наглый и злой,
Все равно, что ты любишь других.
Предо мной золотой аналой,
И со мной сероглазый жених.

Много таких же, а может быть, и еще более острых и мучительных выражений найдется в «Четках», и, однако, нельзя сказать об Анне Ахматовой, что ее поэзия – «поэзия несчастной любви». Такое определение, будь оно услышано человеком, внимательно вникшим в «Четки», было бы для него предлогом к неподдельному веселью – так богата отзвуками ахматовская несчастная любовь. Она – творческий прием проникновения в человека и изображения неутолимой к нему жажды.
…Эти муки, жалобы и такое уж крайнее смирение – не слабость ли это духа, не простая ли сентиментальность? Конечно нет: самое голосоведение Ахматовой, твердое и уж скорее самоуверенное, самое спокойствие в признании и болей, и слабостей, самое, наконец, изобилие поэтически претворенных мук – все это свидетельствует не о плаксивости по случаю жизненных пустяков, но открывает лирическую душу, скорее жесткую, чем слишком мягкую, скорее жестокую, чем слезливую, и уж явно господствующую, а не угнетенную.
Огромное страдание этой совсем не так легко уязвимой души объясняется размерами ее требований, тем, что она хочет радоваться ли, страдать ли только по великим поводам. Другие люди ходят в миру, ликуют, падают, ушибаются друг о друга, но все это происходит здесь, в середине мирового круга; а вот Ахматова принадлежит к тем, которые дошли как-то до его «края» – и чтобы им повернуться и пойти обратно в мир? Но нет, они бьются, мучительно и безнадежно, у замкнутой границы, и кричат, и плачут. Не понимающий их желания считает их чудаками и смеется над их пустячными стонами, не подозревая, что если бы эти самые жалкие юродивые вдруг забыли бы ‘свою нелепую страсть и вернулись в мир, то железными стопами пошли бы они по телам его, живого мирского человека; тогда бы он узнал жестокую силу там у стенки по пустякам слезившихся капризниц и капризников…
При общем охвате всех впечатлений, даваемых лирикой Ахматовой, получается переживание очень яркой и очень напряженной жизни. Прекрасные движения души, разнообразные и сильные волнения, муки, которым впору завидовать, гордые и свободные соотношения людей, и все это в осиянии и в пении творчества, – не такую ли именно человеческую жизнь надобно приветствовать стихами Фета:

Как мы живем, так мы поем и славим,
И так живем, что нам нельзя не петь.

А так как описанная жизнь показана с большою силою лирического действия, то она перестает быть только личной ценностью, но обращается в силу, подъемлющую дух всякого, воспринявшего ахматовскую поэзию.

* * *

Ты письмо мое, милый, не комкай.
До конца его, друг, прочти.
Надоело мне быть незнакомкой,
Быть чужой на твоем пути.
Не гляди так, не хмурься гневно.
Я любимая, я твоя.
Не пастушка, не королевна
И уже не монашенка я -
В этом сером, будничном платье,
На стоптанных каблуках…
Но, как прежде, жгуче объятье,
Тот же страх в огромных глазах.
Ты письмо мое, милый, не комкай,
Не плачь о заветной лжи,
Ты его в своей бедной котомке
На самое дно положи.

1912, Царское Село

Отрывок
…И кто-то, во мраке дерев незримый,
Зашуршал опавшей листвой
И крикнул: «Что сделал с тобой любимый,
Что сделал любимый твой;

Словно тронуты черной, густою тушью
Тяжелые веки твои.
Он предал тебя тоске и удушью
Отравительницы-любви.

Я сказала обидчику: «Хитрый, черный,
Верно, нет у тебя стыда.
Он тихий, он нежный, он мне покорный,
Влюбленный в меня навсегда!»

26 декабря 1911

* * *

Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.

Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины желто-красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.

Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
Пушистый кот, мурлыкает умильней,
И яркий загорается огонь
На башенке озерной лесопильни.

Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.

Корней Иванович Чуковский «Ахматова и Маяковский»:

«Уже из ее первой книги было видно, что она поэт сиротства и вдовства, что ее лирика питается чувством необладания, разлуки, утраты. Безголосый соловей, у которого отнята песня; и танцовщица, когорую покинул любимый; и женщина, теряющая сына; и та, у которой умер сероглазый король; и та, у которой умер царевич -

Он никогда не придет за мною…
Умер сегодня мой царевич, -

и та, которой сказано в стихах: «вестей от него не получишь больше», и та, которая не может найти дорогой для нее белый дом, хотя ищет его всюду и знает, что он где-то здесь, – все это и осиротелые души, теряющее самое милое, и, полюбив эти осиротелые души, полюбив лирически переживать их сиротские потери, как свои, Ахматова именно из этих сиротских потерь создала свои лучшие песни:

Одной надеждой меньше стало,
Одною песней больше будет.

Эти песни так у нее и зовутся: “песенка о вечере разлук”, “песня последней встречи”, “песнь прощальной боли”. Быть сирой и слабой, не иметь ни сына, ни любовника, ни белогo дома, ни Музы, (ибо “Муза ушла по дороге”) – такова художническая прихоть Ахматовой. Изо всех мук сиротства она особенно облюбовала одну: муку безнадежной любви. Я люблю, но меня не любят; меня любят, но я не люблю, – это была главная ее специальность. В этой области с нею еще не сравнился никто. У нее был величайший талант чувствовать себя разлюбленной, нелюбимой, нежеланной, отверженной. Первые стихи в ее “Четках” повествовали об этой унизительной боли. Тут новая небывалая тема, внесенная ею в нашу поэзию. Она первая обнаружила, что быть нелюбимой поэтично, и, полюбив говорить от лица нелюбимых, создала целую вереницу страдающих, почернелых от неразделенной любви, смертельно тоскующих, которые то «бродят как потерянные», то заболевают от горя, то вешаются, то бросаются в воду. Порою они проклинают любимых, как своих врагов и мучителей:

…Ты наглый и злой…
…О как ты красив, проклятый…
…Ты виновник моего недуга…

но все же любят свою боль, упиваются ею, носят ее в себе, как святыню, набожно благословляют ее».

В дни выхода «Четок» нас пригласила к себе издательница «Северных записок» эсерка Чайкина (я была в том синем платье, в котором меня изобразил Альтман). У нее собралось видимо-невидимо гостей. Около полночи начали прощаться. Одних хозяйка отпускала, других просила остаться. Потом все перешли в столовую, где был накрыт парадный стол, и мы оказались на банкете в честь только что выпущенных из Шлиссельбурга народовольцев. Я сидела с Л.К. (Леонид Каннегисер) против Германа Лопатина. Потом часто с ужасом вспоминала, как Л.К. сказал мне: «Если бы мне дали “Четки”, я бы согласился провести столько времени в тюрьме, как наш визави».

(Говорит Анна Ахматова; Николай Николаевич – Н.Н. Пунин, третий муж Ахматовой):
«Я никогда не любила видеть свои стихи в печати. Если на столе лежала книжка “Русской мысли” или “Аполлона” с моими стихами, я ее хватала и прятала. Мне это казалось неприличным, как если бы я забыла на столе чулок или бюстгальтер… А уже чтобы при мне читали мои стихи – просто терпеть не могла. Если Николай Николаевич или Левушка произносили при мне какую-нибудь мою строчку – я бросала в них тяжелым предметом».

* * *

Ф. К. Сологубу
Твоя свирель над тихим миром пела,
И голос смерти тайно вторил ей,
А я, безвольная, томилась и пьянела
От сладостной жестокости твоей.

16 марта 1912, Царское Село

Когда в 1912 году Вячеслав Иванов приехал в Петербург, он был у Сологуба на Разъезжей… Необычайно парадный вечер и великолепный ужин. В гостиной ко мне подошел Мандельштам и сказал: «Мне кажется, что один мэтр – зрелище величественное, а два – уже смешное».

* * *

Прекрасно все под нашим небом,
И камни гор, и нив цветы,
И вечным, справедливым Фебом
Опять обласканная, Ты.
И это нежное волненье,
Как в пламени Синайский куст,
Когда звучит стихотворенье -
Пчела над зыбким медом уст.
И кажется, что сердце вынет
Благочестивая жена
И милостиво нам подвинет,
Как чашу пьяного вина.

Ф.К. Сологуб

Лидия Чуковская «Записки об Анне Ахматовой»:

«Я сказала, что поэты очень похожи на свои стихи. Например, Борис Леонидович [Пастернак]. Когда слышишь, как он говорит, понимаешь совершенную естественность, непридуманность его стихов. Они – естественное продолжение его мысли и речи.
– Борис Леонидович в самом деле очень похож, – согласилась Анна Андреевна. – А я? Неужели и я похожа?
– Вы? Очень.
– Это нехорошо, если так. Препротивно, если так. Но вот Блок был совсем не похож на свои стихи, и Федор Кузьмич тоже. Я хорошо знала Федора Кузьмича и очень дружила с ним. Он был человек замечательный, но трудный».

* * *

Косноязычно славивший меня
Еще топтался на краю эстрады.
От дыма сизого и тусклого огня
Мы все уйти, конечно, были рады.
Но в путаных словах вопрос зажжен,
Зачем не стала я звездой любовной,
И стыдной болью был преображен
Над нами лик жестокий и бескровный.
Люби меня, припоминай и плачь!
Все плачущие не равны ль пред Богом?
Мне снится, что меня ведет палач
По голубым предутренним дорогам.

16 ноября 1913

Поводом для написания стихотворения явилось, видимо, выступление Вольдемара Шилейко в «Бродячей собаке». Говорил он, как всегда, очень умно, но затейливо и непонятно. Гумилев называл странную речь своего лучшего друга «высоким косноязычием» («Высокое косноязычье тебе даруется, поэт»). Тем же высоким косноязычием отличалось и его поэтическое творчество. Вот как откликнулся Шилейко на первые посвященные ему стихи Анны Андреевны, взяв эпиграфом первую строку: «Косноязычно славивший меня…»:

Есть вера духа жадная, простая,
И верность сердца, взявшего свое,
Они вдвоем в другое бытие
Уводят мир, пути переплетая.
Но я не знал ни той свободной веры,
Ни этой скудной мудрости сердец.
Изгнанник неба, огненный гордец,
Я – косный камень. Только камень серый…

* * *

Высокие своды костела
Синей, чем небесная твердь…

Что я принесла тебе смерть.
За розы с площадки круглой,
За глупые письма твои,
За то, что, дерзкий и смуглый,
Мутно бледнел от любви.
Я думала: ты нарочно -
Как взрослые хочешь быть.
Я думала: томно-порочных
Нельзя, как невест, любить.
Но всё оказалось напрасно.
Когда пришли холода,
Следил ты уже бесстрастно
За мной везде и всегда,
Как будто копил приметы
Моей нелюбви. Прости!
Зачем ты принял обеты
Страдальческого пути?
И смерть к тебе руки простерла…
Скажи, что было потом?
Я не знала, как хрупко горло
Под синим воротником.
Прости меня, мальчик веселый,
Совёнок замученный мой!
Сегодня мне из костела
Так трудно уйти домой.

Ноябрь 1913, Царское Село

Считается, что стихотворение «Высокие своды костела…» посвящено памяти Михаила Линдеберга, молодого офицера, застрелившегося 23 декабря 1913 года. Ахматова убедила себя, что виновна в этой катастрофе: знала, что юноша влюблен в нее, но, по легкомыслию молодости, не сделала ничего, чтобы предотвратить трагическую развязку.

Но, думается, не только этот случай лег в основу стихотворения.

В 1908 году Анна Горенко и Николай Гумилев расстались, как им казалось, навсегда. Николай Степанович вернулся в Париж, Анна уехала в Севастополь. Там и получила известие из Парижа: Коля пытался покончить с собой, врачи борются за его жизнь, но положение серьезное. Успокаивающая телеграмма пришла лишь через несколько дней…

Гибель юного поклонника не могла не вернуть Анну в те тревожные дни 1908 года, когда она, получив телеграмму о попытке Гумилева покончить с собой, почти неделю не знала, выживет ли ее Николай.

О том, что Линдеберг не является единственным героем этого стихотворения, свидетельствует несколько деталей. Во-первых, героиня оплакивает бедного влюбленного в костеле, тогда как Михаил был лютеранином и похоронен в лютеранской части Волкова кладбища. А вот как Гумилев восхищался католической храмовой архитектурой и в Италии, и в Польше. Он научил и Анну понимать ее высокую красоту. Кроме того, обращаясь мысленно к самоубийце, Ахматова называет его «веселым мальчиком». Но те же самые слова уже год как произнесены и подарены Гумилеву (которому она чуть было не принесла смерть!) – в поэтическом воспоминании об их первой встрече в Царском Селе: «Эти липы, верно, не забыли нашей встречи, мальчик мои веселый». И вряд ли это небрежность или забывчивость: Анна Андреевна верила в судьбоносность «странных сближений», в мистику роковых совпадений. А здесь и впрямь было что-то и мистическое и роковое. Аня Горенко и Коля Гумилев познакомились 24 декабря 1903 года. Почти в тот же самый день календаря – 23 декабря – застрелился Михаил Линдеберг. По воле рока две незабвенные даты совпали, слились в одно поэтическое переживание. Предположение (адресат стихотворения «Высокие своды костела…» – не только Линдеберг, но и Гумилев) подтверждает и такая подробность. Ахматова пишет: «Я не знала, как хрупко горло под синим воротником». Синий воротник – тоже гумилевская примета. Когда Анна и Николай в 1909 году, после его парижской попытки «самоубийства», снова встретились, он был уже студентом Петербургского университета и носил форменный мундир с высоким синим воротником. (См. в воспоминаниях С. К. Маковского: «Он (Н. Гумилев в 1909 году. – А. М. ) был в форме: в длинном студенческом сюртуке, “в талию”, с высоким темно-синим воротником по моде того времени».)

Когда вышли ахматовские «Четки», собравшие под своей обложкой стихи 1912–1914 гг., читатели, а особенно читательницы, стали гадать, кто же тот счастливец, к кому обращены любовные послания дамы в лиловеющих шелках. Тем, кто задавал этот вопрос лично ей, Анна Андреевна отвечала: многим! И, по всей вероятности, не лукавила. У нее в те годы действительно было много увлечений, да и в нее многие влюблялись: художник Сергей Судейкин, поэт и критик Николай Недоброво, граф Зубов. Нет, нет, она вовсе не считала, как некоторые поэты серебряного века, что и жизнь, и слезы, и любовь – всего лишь средство для ярко-певучих стихов. Однако уже догадалась: чем больше она, на опыте своего сердца, узнает о том, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они любят друг друга, тем лучше становятся ее стихи. Эту тайну («разгадку жизни моей») Анна никому не открывала, но Николай Недоброво, друг и возлюбленный, поэт и критик, загадку разгадал. В 1915-м он подарил Ахматовой такие стихи:

Как ты звучишь в ответ на все сердца,
Ты душами, раскрывши губы, дышишь,
Ты, в приближенье каждого лица,

В этом именно смысле Анна Андреевна говорила: «Стихи должны быть бесстыдными». Это означало: по законам поэтического преображения поэт смеет говорить о самом личном – из личного оно уже стало общим.

Наталия Иосифовна Ильина:

Как-то в присутствии Анны Андреевны я спросила Марию Сергеевну Петровых об одной молодой поэтессе. «Она способная!» – ответила Мария Сергеевна. И тут Ахматова гневно: «Способных поэтов не бывает! Или поэт, или нет! Это не та работа, когда, вставши рано поутру, умывшись, садишься за стол: дай, дескать, потружусь. Стихи – это катастрофа. Только так они и пишутся. Если не так – читатель сразу поймет и почувствует!»

Анна Андреевна Ахматова:

Стихи еще делятся (для автора) на такие, о которых поэт может вспомнить, как он писал их, и на такие, которые как бы самозародились. В одних автор обречен слышать голос скрипки, некогда помогавший ему их сочинить, в других – стук вагона, мешавшего ему их написать. Стихи могут быть связаны с запахами духов и цветов. Шиповник в цикле «Шиповник цветет» действительно одуряюще благоухал в какой-то момент, связанный с этим циклом.

Это, однако, относится не только к собственным стихам. У Пушкина я слышу царскосельские водопады («сии живые воды»), конец которых еще застала я.

Вячеслав Всеволодович Иванов:

Как-то, когда я пришел к Анне Андреевне на Ордынку, она мне сказала, что к ней вернулось раньше написанное стихотворение, которое она забыла. Оно было посвящено Пастернаку: «И снова осень валит Тамерланом…» Ахматова была обрадована случайной находке: из-за того, что она плохо помнила свои стихи и далеко не всегда (из осторожности) их записывала, а архив ее много раз погибал (при обысках, а иногда и когда сама она сжигала часть бумаг), у нее не так много сохранялось из сочиненного после тридцатых годов. Многое хранилось в памяти таких ее слушательниц, как Лидия Корнеевна Чуковская. Но часть стихов пропала навсегда.

Лидия Корнеевна Чуковская:

3 февраля 1964 . …Анна Андреевна надела очки и принялась читать. Страницу за страницей читала весьма сосредоточенно. Собственною рукою не исправляла ничего, но мне иногда диктовала поправки и даты. С датами беда: то продиктует не только год, но и месяц и число, и даже час суток, а один раз – число, но ни года, ни месяца. Не обошлось и без внезапных приступов гнева: она так иногда сердится на строки, ею самою созданные, будто это не она сочинила, а кто-то другой, очень глупый.

Владимир Григорьевич Адмони:

Вопреки всей своей внутренней цельности и устойчивости, Ахматова, когда мы познакомились, весьма неодобрительно относилась к поэзии своих молодых лет, которая сделала ее знаменитой. Ахматовой казалось, что эта ее прежняя поэзия заслоняет поэзию новую, более значительную, более мощную. Ахматовой представлялось необычайно несправедливым, что она все еще слывет – и у нас, и за рубежом – автором преимущественно любовных и камерных стихов. Я постоянно спорил с Ахматовой и защищал от нее ее собственные стихи.

Анна Андреевна Ахматова:

У поэта существуют тайные отношения со всем, что он когда-то сочинил, и они часто противоречат тому, что думает о том или ином стихотворении читатель.

Мне, например, из моей первой книги «Вечер» (1912) сейчас по-настоящему нравятся только строки:

Похожего на твой.

Мне даже кажется, что из этих строчек выросло очень многое в моих стихах.

С другой стороны, мне очень нравится оставшееся без всякого продолжения несколько темное и для меня вовсе не характерное стихотворение «Я пришла тебя сменить, сестра…» – там я люблю строки:

И давно удары бубна не слышны,

А я знаю, ты боишься тишины.

То же, о чем до сих пор часто упоминают критики, оставляет меня совершенно равнодушной.

Маргарита Иосифовна Алигер:

К своим молодым стихам она относилась безжалостно, судила их жестоко, как людей: они и недобры, и неумны, и даже бесстыдны. Разъяснила мне природу такого отношения. Когда после долгого непечатания держала корректуру сборника «Из шести книг», увидела их вдруг совсем другими глазами, другим зрением, из другого времени, из другой жизни, из другой себя. И безжалостно осудила. Если кто-нибудь заговаривал о них или, не приведи господи, из самых добрых намерений, обмирая от восторга, произносил какие-нибудь общеизвестные строки, у нее делалось отчужденное, замкнутое лицо и она торопливо произносила: «Да, да, благодарю вас!» – торопясь оборвать разговор и повернуть его в другое русло.

– И это уже непоправимо, – сухо говорила она. – И я решительно не могу понять: чем, почему они так нравились людям?

Алексей Владимирович Баталов:

…Анна Андреевна позволяла себе иронизировать по поводу собственных знаменитейших стихов. И это ничуть не противоречило ее внешней царственности, не нарушало ее внутренней поэтической гармонии. Напротив, только дополняло и обогащало ее образ, сообщая ему то четвертое измерение, по которому Мандельштам отличал поэзию от рифмованных строк. <…>

Но самое безжалостное, публичное издевательство над стихами Анны Андреевны устраивалось в виде представления. Гости, которых Ахматова развлекала таким образом, особенно преданные почитатели, каменели и озирались, точно оказавшись вдруг в дурном сне. Теперь я могу засвидетельствовать, что вся режиссура и подготовка этого домашнего развлечения принадлежат самой Анне Андреевне. Хотя, конечно, тут есть и своя предыстория.

Когда, вернувшись в Москву, на эстраде вновь появился Вертинский, кажется, не было человека, который избежал бы увлечения этим артистом.

…Благодаря множеству общих друзей Вертинский скоро появился и в доме Ардова. А на лето наши семьи поселились в дачном поселке Валентиновка, где издавна отдыхали многие актеры театра, певцы, писатели и художники. Таким образом я получил возможность не только часто бывать на концертах Александра Николаевича, но и наблюдать его дома. Необычайно доброжелательный, остроумный и какой-то открыто талантливый человек, Вертинский легко заражал окружающих своей фантазией и постоянно поддерживал малейшие проблески творческих начинаний, так что ни одно домашнее торжество не обходилось без выдумки и всяческих веселых сюрпризов.

И вот для одного из таких дачных собраний силами молодежи Давид Григорьевич Гутман подготовил Вертинскому ответное представление, в котором я должен был изобразить самого Александра Николаевича.

…Александр Николаевич смеялся больше всех и после подготовленного номера заставил меня спеть еще несколько куплетов из разных песен. Надо сказать, что секрет успеха заключался не столько в самом исполнении, сколько в невероятном знании материала. Кроме слов всего репертуара Вертинского, бывая на концертах, я выучил и все его жесты, притом не только вообще присущие ему, а точно к каждому куплету.

С тех пор номер и остался для разных домашних и студенческих развлечений. Постепенно я настолько приспособился к пластике и характеру интонации, что легко подменял текст, заменяя слова песен нужными к случаю сочинениями. Особенно несуразно и смешно звучали в манере салонного романса стихи Маяковского. Анна Андреевна не раз заставляла меня повторять эти пародии и таким образом прекрасно знала весь мой репертуар.

Вариант № 6609834

При выполнении заданий с кратким ответом впишите в поле для ответа цифру, которая соответствует номеру правильного ответа, или число, слово, последовательность букв (слов) или цифр. Ответ следует записывать без пробелов и каких-либо дополнительных символов. Ответами к заданиям 1—26 являются цифра (число) или слово (несколько слов), последовательность цифр (чисел).

Если вариант задан учителем, вы можете вписать или загрузить в систему ответы к заданиям с развернутым ответом. Учитель увидит результаты выполнения заданий с кратким ответом и сможет оценить загруженные ответы к заданиям с развернутым ответом. Выставленные учителем баллы отобразятся в вашей статистике. Объём сочинения — не менее 150 слов.

Версия для печати и копирования в MS Word

Ука-жи-те но-ме-ра пред-ло-же-ний, в ко-то-рых верно пе-ре-да-на ГЛАВ-НАЯ ин-фор-ма-ция, со-дер-жа-ща-я-ся в тек-сте. За-пи-ши-те но-ме-ра этих пред-ло-же-ний.

1) В XIX веке лон-дон-цы бо-ро-лись с на-до-ев-шей пылью, за-пре-щая то-пить печи и ка-ми-ны ка-мен-ным углём, од-на-ко до конца спра-вить-ся с про-бле-мой им не уда-лось.

2) В XIX веке пыли на ули-цах Лон-до-на было много, и это было свя-за-но с тем, что дома лон-дон-цев отап-ли-ва-лись ка-мен-ным углём.

3) Ан-глий-ский физик XIX века Дж. Г. Стокс понял, какую серьёзную угро-зу пред-став-ля-ет пыль для че-ло-ве-че-ства, когда за-ни-мал-ся во-про-сом очист-ки лон-дон-ско-го воз-ду-ха от пыли, до-са-ждав-шей го-ро-жа-нам.

4) На-ли-чие пыли в Лон-до-не не осо-бен-но бес-по-ко-и-ло го-ро-жан, над этой про-бле-мой впер-вые за-ду-мал-ся физик Дж. Г. Стокс, за-ло-жив-ший позже ос-но-вы га-зо-очист-ки.

5) О том, что пыль в недалёком бу-ду-щем может пре-вра-тить-ся в мас-штаб-ную про-бле-му для че-ло-ве-ка, впер-вые за-ду-мал-ся ан-глий-ский физик Дж. Г. Стокс, когда в XIX веке за-ни-мал-ся про-бле-мой очист-ки воз-ду-ха в Лон-до-не, где ко-ли-че-ство пыли было не-ма-лым.

Ответ:

Какое из при-ведённых ниже слов (со-че-та-ний слов) долж-но сто-ять на месте про-пус-ка во вто-ром (2) пред-ло-же-нии тек-ста? Вы-пи-ши-те это слово (со-че-та-ние слов).

По-это-му

Из-за этого

Кроме того,

Ответ:

Про-чи-тай-те фраг-мент сло-вар-ной ста-тьи, в ко-то-рой при-во-дят-ся зна-че-ния слова МЕРА. Опре-де-ли-те, в каком зна-че-нии это слово упо-треб-ле-но в пер-вом (1) пред-ло-же-нии тек-ста. Вы-пи-ши-те цифру, со-от-вет-ству-ю-щую этому зна-че-нию в при-ведённом фраг-мен-те сло-вар-ной ста-тьи.

МЕРА , -ы, ж.

1) Еди-ни-ца из-ме-ре-ния. М. веса.

2) Пре-дел, в ко-то-ром осу-ществ-ля-ет-ся, про-яв-ля-ет-ся что-н. Знать меру .

3) Сред-ство для осу-ществ-ле-ния чего-н., ме-ро-при-я-тие. Меры предо-сто-рож-но-сти.

4) Рус-ская на-род-ная еди-ни-ца ёмко-сти из-ме-ре-ния сы-пу-чих про-дук-тов, а также сосуд для из-ме-ре-ния их. М. овса.

Ответ:

В одном из при-ведённых ниже слов до-пу-ще-на ошиб-ка в по-ста-нов-ке уда-ре-ния: НЕ-ВЕР-НО вы-де-ле-на буква, обо-зна-ча-ю-щая удар-ный глас-ный звук. Вы-пи-ши-те это слово.

про-жИв-ший

на-вра-лА

сли-вО-вый

до-нЕль-зя

Ответ:

В одном из при-ведённых ниже пред-ло-же-ний НЕ-ВЕР-НО упо-треб-ле-но вы-де-лен-ное слово. Ис-правь-те ошиб-ку и за-пи-ши-те это слово пра-виль-но.

Учёный был ЗА-ЧИ-НА-ТЕ-ЛЕМ фи-зи-ки твёрдого тела и фи-зи-ки низ-ких тем-пе-ра-тур в Кем-бри-дже.

Перед нами был не-ко-гда ДОБ-РОТ-НЫЙ офи-цер-ский дом с пар-ком и фон-та-на-ми, с видом на Неву.

Нет, у неё не со-всем зелёные глаза, у неё такие… зе-ле-но-ва-то-карие, БО-ЛО-ТИ-СТО-ГО цвета.

Юрка вы-греб всю име-ю-щу-ю-ся в его кар-ма-нах скуд-ную НА-ЛИЧ-НОСТЬ, но этого было мало для со-вер-ше-ния же-лан-ной сдел-ки.

Приз ЗРИ-ТЕЛЬ-СКИХ сим-па-тий до-стал-ся самой мо-ло-дой участ-ни-це твор-че-ско-го кон-кур-са.

Ответ:

В одном из вы-де-лен-ных ниже слов до-пу-ще-на ошиб-ка в об-ра-зо-ва-нии формы слова. Ис-правь-те ошиб-ку и за-пи-ши-те слово пра-виль-но.

столы для КУ-ХОНЬ

в ТЫ-СЯ-ЧА ВОСЬ-МИ-СО-ТОМ году

много МА-КА-РОН

БОЛЕЕ КРА-СИ-ВЕЙ-ШИЙ пей-заж

Ответ:

Уста-но-ви-те со-от-вет-ствие между грам-ма-ти-че-ски-ми ошиб-ка-ми и пред-ло-же-ни-я-ми, в ко-то-рых они до-пу-ще-ны: к каж-дой по-зи-ции пер-во-го столб-ца под-бе-ри-те со-от-вет-ству-ю-щую по-зи-цию из вто-ро-го столб-ца.

ГРАМ-МА-ТИ-ЧЕ-СКИЕ ОШИБ-КИ		ПРЕД-ЛО-ЖЕ-НИЯ
А) не-пра-виль-ное упо-треб-ле-ние па-деж-ной формы су-ще-стви-тель-но-го с пред-ло-гом Б) не-пра-виль-ное по-стро-е-ние пред-ло-же-ния с при-част-ным обо-ро-том В) на-ру-ше-ние связи между под-ле-жа-щим и ска-зу-е-мым Г) не-пра-виль-ное по-стро-е-ние пред-ло-же-ния с кос-вен-ной речью Д) на-ру-ше-ние в по-стро-е-нии пред-ло-же-ния с не-со-гла-со-ван-ным при-ло-же-ни-ем		1) Раз-бу-жен-ный Алёша гро-хо-том грома потом долго не мог за-снуть. 2) Ещё в юно-сти я очень по-лю-бил чи-тать, причём с оди-на-ко-вым увле-че-ни-ем читал как прозу, так и по-э-зию. 3) Анна Сер-ге-ев-на очень стро-гим го-ло-сом спро-си-ла, что был ли я вчера в ин-сти-ту-те. 4) Не успев за-кон-чить один рас-сказ, Ва-си-лий тут же при-нял-ся за дру-гой. 5) Тот, кто пришёл на ре-пе-ти-цию во-вре-мя, успе-ли вы-брать ко-стю-мы по сво-е-му вкусу. 6) Бла-го-да-ря гра-мот-ной по-ли-ти-ке ру-ко-вод-ства, пред-при-я-тие су-ме-ло вы-сто-ять в кри-зис-ный пе-ри-од. 7) Во-пре-ки на-стой-чи-вых уго-во-ров род-ствен-ни-ков, Дмит-рий при-нял ре-ше-ние о пе-ре-ез-де в Са-ра-тов. 8) В от-ли-чие от дру-гих со-вре-мен-ни-ков, В.С. Ми-ро-лю-бов при-зна-вал пи-са-тель-ский та-лант Ла-за-рев-ско-го и охот-но пе-ча-тал его про-из-ве-де-ния в своих из-да-ни-ях. 9) В ки-но-те-ат-ре «Ок-тяб-ре» со-сто-ял-ся пре-мьер-ный показ филь-ма и встре-ча с ре-жиссёром кар-ти-ны.

A	Б	В	Г	Д

Ответ:

Опре-де-ли-те слово, в ко-то-ром про-пу-ще-на без-удар-ная че-ре-ду-ю-ща-я-ся глас-ная корня. Вы-пи-ши-те это слово, вста-вив про-пу-щен-ную букву.

ст..ли-зо-вать

проск..чить

отв..рить (овощи)

прим..чание

л..ги-че-ский

Ответ:

Опре-де-ли-те ряд, в ко-то-ром в обоих сло-вах про-пу-ще-на одна и та же буква. Вы-пи-ши-те эти слова, вста-вив про-пу-щен-ную букву.

о..делка, (не-мно-го) по..кра-сить (забор)

и..пытал, не..деш-ний

пр..крыл, пр..стро-ил

пр..образ, р..ссы-пал

от..скать, спорт..гра

Ответ:

застр..вать

пе-рек-ле..вать

заш..вать

обидч..вый

Ответ:

Вы-пи-ши-те слово, в ко-то-ром на месте про-пус-ка пи-шет-ся буква Е.

услыш..нный

бор..шься

на-терп..шься

замет..вший

неча..нный

Ответ:

Опре-де-ли-те пред-ло-же-ние, в ко-то-ром НЕ со сло-вом пи-шет-ся СЛИТ-НО. Рас-крой-те скоб-ки и вы-пи-ши-те это слово.

Стоял уже да-ле-ко (НЕ)ЖАР-КИЙ, но сол-неч-ный сен-тябрь-ский день, мы с еге-рем от-пра-ви-лись на бо-ло-та по-на-блю-дать за пти-ца-ми.

В (НЕ)ЗА-ШТО-РЕН-НЫЕ даже тюлем окна лился хо-лод-ный лун-ный свет.

Когда Ели-за-ве-та, муза пи-са-те-ля, уеха-ла от него, чер-пать вдох-но-ве-ние ему стало (НЕ)ОТ-КУ-ДА.

Ценя в людях ис-крен-ность и (НЕ)ПРИ-ЕМ-ЛЯ более всего фальшь, этот дво-ря-нин пред-по-чи-тал дру-жить с кре-стья-на-ми, не-же-ли с лю-дь-ми сво-е-го

со-сло-вия.

Ольга, узнав о при-ез-де Саши, вы-бе-жа-ла с (НЕ)ПО-КРЫ-ТОЙ ничем го-ло-вой на за-сне-жен-ный двор.

Ответ:

Опре-де-ли-те пред-ло-же-ние, в ко-то-ром оба вы-де-лен-ных слова пи-шут-ся СЛИТ-НО. Рас-крой-те скоб-ки и вы-пи-ши-те эти два слова.

(ПО)ТОМУ спо-кой-ствию, что ца-ри-ло (ПО)ВСЮДУ, нам ка-за-лось, что дождя боль-ше не будет.

Парус обык-но-вен-но под-во-ра-чи-ва-ли внизу и при-спус-ка-ли толь-ко (ВО)ВРЕМЯ силь-ной бури, ЧТО(БЫ) умень-шить пло-щадь па-рус-но-сти.

(В)ТЕ-ЧЕ-НИЕ дня мы (В)ВОЛЮ на-лю-бо-ва-лись ут-ка-ми и по-то-му воз-вра-ща-лись домой в бодром рас-по-ло-же-нии духа.

Сло-жив сумку (В)ДВОЕ, Ар-се-ний быст-ро за-прыг-нул в лодку, она от его веса на-кло-ни-лась (В)БОК, но скоро вы-пра-ви-лась.

(ПО)НА-ЧА-ЛУ Егор-ке было очень страш-но, но он сумел со-брать волю в кулак, ТАК(ЧТО) никто не за-ме-тил его ко-рот-ко-го смя-те-ния.

Ответ:

Ука-жи-те все цифры, на месте ко-то-рых пи-шет-ся НН.

Анна Ах-ма-то-ва поз-во-ля-ла себе иро-ни-зи-ро-вать по по-во-ду своих зна-ме-ни-тей-ших сти-хов, и это ни-чуть не про-ти-во-ре-чи-ло её цар-стве(1)ости, не на-ру-ша-ло её внут-ре(2)ей по-э-ти-че-ской гар-мо-нии, а толь-ко обо-га-ща-ло её образ, со-об-ща-ло ему то «четвёртое из-ме-ре-ние», по ко-то-ро-му Ман-дель-штам от-ли-чал подли(3)ую по-э-зию от риф-мо-ва(4)ых строк.

Ответ:

Рас-ставь-те знаки пре-пи-на-ния . Ука-жи-те два пред-ло-же-ния, в ко-то-рых нужно по-ста-вить ОДНУ за-пя-тую. За-пи-ши-те но-ме-ра этих пред-ло-же-ний.

1) Книга Н. За-бо-лоц-ко-го «Столб-цы» стала за-мет-ной вехой не толь-ко в твор-че-стве са-мо-го поэта но и в по-э-зии того вре-ме-ни в целом.

2) Пер-со-на-жи в про-из-ве-де-нии бы-ва-ют глав-ны-ми или вто-ро-сте-пен-ны-ми сквоз-ны-ми или эпи-зо-ди-че-ски-ми а по своим ха-рак-те-рам де-лят-ся на по-ло-жи-тель-ных и от-ри-ца-тель-ных.

3) Лес-ные тро-пин-ки пры-га-ли по твёрдым кор-ням дубов и лип и моя не-ко-ва-ная ло-шадь на-ча-ла спо-ты-кать-ся.

4) Ни один эк-за-мен по ли-те-ра-ту-ре ни одно со-чи-не-ние не долж-ны об-хо-дить-ся без ис-поль-зо-ва-ния спе-ци-аль-но-го языка ли-те-ра-ту-ро-ве-де-ния его тер-ми-нов и по-ня-тий.

5) Сад у тётки сла-вил-ся со-ло-вья-ми да цве-та-ми да яб-ло-ка-ми.

Ответ:

Пет-ров-ская ре-фор-ма ре-ши-ла на-ци-о-наль-ные за-да-чи (1) со-здав го-су-дар-ствен-ность (2) обес-пе-чив-шую Рос-сии (3) двух-сот-лет-нее су-ще-ство-ва-ние в ряду глав-ных ев-ро-пей-ских дер-жав (4) и по-стро-ив одну из самых ярких куль-тур в ис-то-рии че-ло-ве-че-ской ци-ви-ли-за-ции.

Ответ:

Рас-ставь-те все не-до-ста-ю-щие знаки пре-пи-на-ния: ука-жи-те цифру(-ы), на месте ко-то-рой(-ых) в пред-ло-же-нии долж-на(-ы) сто-ять за-пя-тая(-ые).

Каким-то за-га-доч-ным об-ра-зом твор-че-ство Че-хо-ва (1) по сло-вам К. Чу-ков-ско-го (2) было для со-вре-мен-ни-ков пи-са-те-ля мо-раль-ной про-по-ве-дью, и этой про-по-ве-ди они под-чи-ня-лись так охот-но и ра-дост-но, как не под-чи-ня-лись бы (3) по-жа-луй (4) самым гром-ким нра-во-учи-тель-ным ло-зун-гам.

Ответ:

Рас-ставь-те все знаки пре-пи-на-ния: ука-жи-те цифру(-ы), на месте ко-то-рой(-ых) в пред-ло-же-нии долж-на(-ы) сто-ять за-пя-тая(-ые).

Боль-шой ху-до-же-ствен-ный та-лант Шо-ло-хо-ва (1) увя-да-ние (2) ко-то-ро-го (3) ока-за-лось не-из-беж-ным под воз-дей-стви-ем со-вет-ских идео-ло-ги-че-ских догм (4) в пол-ной мере сумел про-явить-ся в ро-ма-не «Тихий Дон».

Ответ:

Рас-ставь-те все знаки пре-пи-на-ния: ука-жи-те цифру(-ы), на месте ко-то-рой(-ых) в пред-ло-же-нии долж-на(-ы) сто-ять за-пя-тая(-ые).

Когда он го-во-рил о ме-ди-ци-не (1) это про-из-во-ди-ло какое-то новое и осо-бен-ное впе-чат-ле-ние (2) и после таких раз-го-во-ров мне ка-за-лось (3) что (4) если бы он за-хо-тел (5) то мог бы стать на-сто-я-щим учёным.

Ответ:

Какие из вы-ска-зы-ва-ний со-от-вет-ству-ют со-дер-жа-нию тек-ста? Ука-жи-те но-ме-ра от-ве-тов.

1) Закон Ар-хи-ме-да по-явил-ся бла-го-да-ря тому, что Ар-хи-мед, при-ни-мая ванну, по-чув-ство-вал, что в воде он ста-но-вит-ся легче.

2) Суть за-ко-на Ар-хи-ме-да за-клю-ча-ет-ся в том, что тело, по-гружённое в жид-кость, те-ря-ет в своём весе столь-ко, сколь-ко весит вы-тес-нен-ная телом жид-кость.

3) Каж-дый, кто спо-со-бен уви-деть крас-ки при-ро-ды, её цвета, ста-но-вит-ся ху-дож-ни-ком.

4) Люди, ко-то-рых ничто не удив-ля-ет, не знают за-ко-на Нью-то-на.

5) Че-ло-век дол-жен ду-мать над сло-ва-ми, учить-ся вы-би-рать самые точ-ные и пра-виль-ные слова, чтобы обо-га-щать свою речь.

(по Л.И. Лиходееву*)

*

Ответ:

Какие из пе-ре-чис-лен-ных утвер-жде-ний яв-ля-ют-ся вер-ны-ми ? Ука-жи-те но-ме-ра от-ве-тов.

Цифры ука-жи-те в по-ряд-ке воз-рас-та-ния.

1) В пред-ло-же-ни-ях 1–6 ве-ду-щий тип речи – опи-са-ние.

2) В пред-ло-же-ни-ях 7–10 пред-став-ле-но рас-суж-де-ние.

3) В пред-ло-же-ни-ях 11–17 пред-став-ле-но опи-са-ние.

4) Пред-ло-же-ние 16 про-ти-во-по-став-ле-но по смыс-лу со-дер-жа-нию пред-ло-же-ния 15.

5) Пред-ло-же-ние 33 ука-зы-ва-ет на при-чи-ну того, о чём го-во-рит-ся в пред-ло-же-ни-ях 31–32.

1)Однажды Архимед сел в ванну и вдруг почувствовал, будто стал легче. (2)Он и раньше садился в ванну, и многие до него делали то же самое. (3)Но до этого исторического случая никому и в голову не приходило, что тело, погружённое в жидкость, теряет в своём весе столько, сколько весит вытесненная телом жидкость. (4)Архимед удивился. (5)Когда он удивился – он задумался. (6)А когда он задумался – он открыл великую тайну природы.

(7)Может быть, всё это происходило и не так. (8)Но факт остаётся фактом: закон Архимеда существует, и те, кто получает «двойки» за незнание его, могут это подтвердить.

(9)Мне кажется, что все открытия происходят оттого, что люди неравнодушны. (10)Что они умеют удивляться.

(11)Скажем, сидел себе Ньютон в саду. (12)Смотрит – упало яблоко. (13)Ну, упало и упало. (14)Подыми и съешь. (15)Никого не удивляло это никогда. (16)А Ньютон удивился: «Почему это оно упало?» (17)Удивился, задумался и открыл закон всемирного тяготения.

(18)Конечно, всё это гораздо сложнее. (19)Всё это требовало огромного труда, огромных знаний. (20)Я рассказываю об этом так несложно потому, что это, наверно, тебе известно. (21)И потом я хочу сказать, что, если ты не умеешь удивляться, если ты равнодушен, скучно тебе будет жить на свете.

(22)Если бы люди не умели удивляться, я прямо не знаю, что с ними было бы. (23)Они ничего бы не придумали и ничего бы не открыли. (24)Они не умели бы выращивать хлеб, летать в космос. (25)И, кроме того, они не умели бы создавать музыку, сочинять стихи, рисовать картины.

(26)Вот идёт в лесу человек. (27)Слышит: поют птицы. (28)Ну, поют и поют, эка невидаль! (29)А иной удивится: очень необыкновенно и сладко поют. (30)И задумается...

(31)А другой человек удивится краскам и цветам природы. (32)И начнёт сам пробовать сочетать эти краски. (33)Получается картина.

(34)Третий, слушая человеческую речь, вникая в разговоры людей, вдруг удивится, как увлекательно и точно или, наоборот, нудно и неверно люди излагают свои мысли. (35)И сам начинает думать над словами, пробовать их в разных сочетаниях, строить из них предложения, примерять к действительности, искать самые точные и нужные слова.

(36)Конечно, есть люди, которых ничто не удивляет. (37)Они смотрят на мир как-то однобоко: чего бы покушать в этом мире или чего бы присвоить? (38)У них явные расхождения с Ньютоном. (39)Они бы это яблоко просто сжевали без всякого всемирного тяготения. (40)Они берут волшебный ковёр-самолёт и прибивают его на стенку, чтоб не летал. (41)Они цветами корову накормят, птицу и перья ощиплют, а что касается слов, так они ни разу не обратят внимания на то, о чём болтают.

(42)Очень скучные люди. (43)Прямо жалко их и даже как-то стыдно за них.

(44)А ты попробуй удивиться. (45)Всё в этом мире непросто. (46)Всё находится во взаимосвязи. (47)Поэтому существуют прекрасные вещи и прекрасные сказки. (48)Поэтому существуют мечты и реальность.

(49)Поэтому существуют дружба и борьба. (50)И настоящая музыка, и настоящая живопись, и настоящие стихи.

(51)И поэтому люди бывают счастливы.

(52)Жизнь удивительна. (53)И люди тоже удивительны. (54)И каждый, если бы захотел, мог бы увидеть и узнать в тысячу раз больше, чем знает и видит.

(по Л.И. Лиходееву*)

* Леонид Израилевич Лиходеев (1921–1994) – русский писатель, автор очерков, фельетонов, романа-эпопеи «Семейный календарь, или Жизнь от конца до начала».

Ответ:

Из пред-ло-же-ния 24–25 вы-пи-ши-те си-но-ни-мы (си-но-ни-ми-че-скую пару).

1)Однажды Архимед сел в ванну и вдруг почувствовал, будто стал легче. (2)Он и раньше садился в ванну, и многие до него делали то же самое. (3)Но до этого исторического случая никому и в голову не приходило, что тело, погружённое в жидкость, теряет в своём весе столько, сколько весит вытесненная телом жидкость. (4)Архимед удивился. (5)Когда он удивился – он задумался. (6)А когда он задумался – он открыл великую тайну природы.

(7)Может быть, всё это происходило и не так. (8)Но факт остаётся фактом: закон Архимеда существует, и те, кто получает «двойки» за незнание его, могут это подтвердить.

(9)Мне кажется, что все открытия происходят оттого, что люди неравнодушны. (10)Что они умеют удивляться.

(11)Скажем, сидел себе Ньютон в саду. (12)Смотрит – упало яблоко. (13)Ну, упало и упало. (14)Подыми и съешь. (15)Никого не удивляло это никогда. (16)А Ньютон удивился: «Почему это оно упало?» (17)Удивился, задумался и открыл закон всемирного тяготения.

(18)Конечно, всё это гораздо сложнее. (19)Всё это требовало огромного труда, огромных знаний. (20)Я рассказываю об этом так несложно потому, что это, наверно, тебе известно. (21)И потом я хочу сказать, что, если ты не умеешь удивляться, если ты равнодушен, скучно тебе будет жить на свете.

(22)Если бы люди не умели удивляться, я прямо не знаю, что с ними было бы. (23)Они ничего бы не придумали и ничего бы не открыли. (24)Они не умели бы выращивать хлеб, летать в космос. (25)И, кроме того, они не умели бы создавать музыку, сочинять стихи, рисовать картины.

(26)Вот идёт в лесу человек. (27)Слышит: поют птицы. (28)Ну, поют и поют, эка невидаль! (29)А иной удивится: очень необыкновенно и сладко поют. (30)И задумается...

(31)А другой человек удивится краскам и цветам природы. (32)И начнёт сам пробовать сочетать эти краски. (33)Получается картина.

(34)Третий, слушая человеческую речь, вникая в разговоры людей, вдруг удивится, как увлекательно и точно или, наоборот, нудно и неверно люди излагают свои мысли. (35)И сам начинает думать над словами, пробовать их в разных сочетаниях, строить из них предложения, примерять к действительности, искать самые точные и нужные слова.

(36)Конечно, есть люди, которых ничто не удивляет. (37)Они смотрят на мир как-то однобоко: чего бы покушать в этом мире или чего бы присвоить? (38)У них явные расхождения с Ньютоном. (39)Они бы это яблоко просто сжевали без всякого всемирного тяготения. (40)Они берут волшебный ковёр-самолёт и прибивают его на стенку, чтоб не летал. (41)Они цветами корову накормят, птицу и перья ощиплют, а что касается слов, так они ни разу не обратят внимания на то, о чём болтают.

(42)Очень скучные люди. (43)Прямо жалко их и даже как-то стыдно за них.

(44)А ты попробуй удивиться. (45)Всё в этом мире непросто. (46)Всё находится во взаимосвязи. (47)Поэтому существуют прекрасные вещи и прекрасные сказки. (48)Поэтому существуют мечты и реальность.

(49)Поэтому существуют дружба и борьба. (50)И настоящая музыка, и настоящая живопись, и настоящие стихи.

(51)И поэтому люди бывают счастливы.

(52)Жизнь удивительна. (53)И люди тоже удивительны. (54)И каждый, если бы захотел, мог бы увидеть и узнать в тысячу раз больше, чем знает и видит.

(по Л.И. Лиходееву*)

* Леонид Израилевич Лиходеев (1921–1994) – русский писатель, автор очерков, фельетонов, романа-эпопеи «Семейный календарь, или Жизнь от конца до начала».

(24)И, кроме того, они не умели бы со-зда-вать му-зы-ку, со-чи-нять стихи, ри-со-вать кар-ти-ны.

(25)Вот идёт в лесу че-ло-век.

Ответ:

Среди пред-ло-же-ний 44–54 най-ди-те такое, ко-то-рое свя-за-но с преды-ду-щим с по-мо-щью со-чи-ни-тель-но-го союза и форм слова. На-пи-ши-те номер этого пред-ло-же-ния.

1)Однажды Архимед сел в ванну и вдруг почувствовал, будто стал легче. (2)Он и раньше садился в ванну, и многие до него делали то же самое. (3)Но до этого исторического случая никому и в голову не приходило, что тело, погружённое в жидкость, теряет в своём весе столько, сколько весит вытесненная телом жидкость. (4)Архимед удивился. (5)Когда он удивился – он задумался. (6)А когда он задумался – он открыл великую тайну природы.

(7)Может быть, всё это происходило и не так. (8)Но факт остаётся фактом: закон Архимеда существует, и те, кто получает «двойки» за незнание его, могут это подтвердить.

(9)Мне кажется, что все открытия происходят оттого, что люди неравнодушны. (10)Что они умеют удивляться.

(11)Скажем, сидел себе Ньютон в саду. (12)Смотрит – упало яблоко. (13)Ну, упало и упало. (14)Подыми и съешь. (15)Никого не удивляло это никогда. (16)А Ньютон удивился: «Почему это оно упало?» (17)Удивился, задумался и открыл закон всемирного тяготения.

(18)Конечно, всё это гораздо сложнее. (19)Всё это требовало огромного труда, огромных знаний. (20)Я рассказываю об этом так несложно потому, что это, наверно, тебе известно. (21)И потом я хочу сказать, что, если ты не умеешь удивляться, если ты равнодушен, скучно тебе будет жить на свете.

(22)Если бы люди не умели удивляться, я прямо не знаю, что с ними было бы. (23)Они ничего бы не придумали и ничего бы не открыли. (24)Они не умели бы выращивать хлеб, летать в космос. (25)И, кроме того, они не умели бы создавать музыку, сочинять стихи, рисовать картины.

(26)Вот идёт в лесу человек. (27)Слышит: поют птицы. (28)Ну, поют и поют, эка невидаль! (29)А иной удивится: очень необыкновенно и сладко поют. (30)И задумается...

(31)А другой человек удивится краскам и цветам природы. (32)И начнёт сам пробовать сочетать эти краски. (33)Получается картина.

(34)Третий, слушая человеческую речь, вникая в разговоры людей, вдруг удивится, как увлекательно и точно или, наоборот, нудно и неверно люди излагают свои мысли. (35)И сам начинает думать над словами, пробовать их в разных сочетаниях, строить из них предложения, примерять к действительности, искать самые точные и нужные слова.

(36)Конечно, есть люди, которых ничто не удивляет. (37)Они смотрят на мир как-то однобоко: чего бы покушать в этом мире или чего бы присвоить? (38)У них явные расхождения с Ньютоном. (39)Они бы это яблоко просто сжевали без всякого всемирного тяготения. (40)Они берут волшебный ковёр-самолёт и прибивают его на стенку, чтоб не летал. (41)Они цветами корову накормят, птицу и перья ощиплют, а что касается слов, так они ни разу не обратят внимания на то, о чём болтают.

(42)Очень скучные люди. (43)Прямо жалко их и даже как-то стыдно за них.

(44)А ты попробуй удивиться. (45)Всё в этом мире непросто. (46)Всё находится во взаимосвязи. (47)Поэтому существуют прекрасные вещи и прекрасные сказки. (48)Поэтому существуют мечты и реальность.

(49)Поэтому существуют дружба и борьба. (50)И настоящая музыка, и настоящая живопись, и настоящие стихи.

(51)И поэтому люди бывают счастливы.

(52)Жизнь удивительна. (53)И люди тоже удивительны. (54)И каждый, если бы захотел, мог бы увидеть и узнать в тысячу раз больше, чем знает и видит.

(по Л.И. Лиходееву*)

* Леонид Израилевич Лиходеев (1921–1994) – русский писатель, автор очерков, фельетонов, романа-эпопеи «Семейный календарь, или Жизнь от конца до начала».

Ответ:

Про-чи-тай-те фраг-мент ре-цен-зии, со-став-лен-ной на ос-но-ве тек-ста, ко-то-рый Вы ана-ли-зи-ро-ва-ли, вы-пол-няя за-да-ния 20–23.

В этом фраг-мен-те рас-смат-ри-ва-ют-ся язы-ко-вые осо-бен-но-сти тек-ста. Не-ко-то-рые тер-ми-ны, ис-поль-зо-ван-ные в ре-цен-зии, про-пу-ще-ны. Вставь-те на места про-пус-ков (А, Б, В, Г) цифры, со-от-вет-ству-ю-щие но-ме-рам тер-ми-нов из спис-ка. За-пи-ши-те в таб-ли-цу под каж-дой бук-вой со-от-вет-ству-ю-щую цифру.

По-сле-до-ва-тель-ность цифр за-пи-ши-те без про-бе-лов, за-пя-тых и дру-гих до-пол-ни-тель-ных сим-во-лов.

«Пред-став-лен-ный текст – это гимн ав-то-ра че-ло-ве-че-ско-му уме-нию удив-лять-ся. Автор спле-та-ет в еди-ное целое сказ-ку, ос-но-ван-ную на спо-соб-но-сти удив-лять-ся, и науку, ко-то-рая, ка-за-лось бы, да-ле-ка от

фан-та-зий и на-ив-ных до-га-док. Он стре-мит-ся про-бу-дить в чи-та-те-ле ин-те-рес к по-зна-нию и каж-до-днев-ным от-кры-ти-ям. Из-бе-гая тя-же-ло-вес-ной на-зи-да-тель-но-сти, Л.И. Ли-хо-де-ев об-ра-ща-ет-ся к сво-е-му чи-та-те-лю как

к другу, рав-но-му со-бе-сед-ни-ку, и это от-ра-жа-ет-ся на ху-до-же-ствен-ном свое-об-ра-зии тек-ста.

На син-так-си-че-ском уров-не стоит от-ме-тить весь-ма часто ис-поль-зу-е-мое ав-то-ром сред-ство – (А)_____________ (пред-ло-же-ния 17, 24, 50). Ат-мо-сфе-ру не-при-нуждённой бе-се-ды под-дер-жи-ва-ет и такой приём, как (Б)_______

(пред-ло-же-ния 9–10). На про-тя-же-нии всего тек-ста Л.И. Ли-хо-де-ев при-ме-ня-ет такое лек-си-че-ское сред-ство, как (В)__________ ("когда он" в пред-ло-же-ни-ях 5, 6). А по-нять мысль ав-то-ра по-мо-га-ет такой приём, как (Г)_______ (пред-ло-же-ния 37–39)».

Спи-сок тер-ми-нов:

1) фра-зео-ло-гиз-мы

2) ан-ти-те-за

3) пар-цел-ля-ция

4) эпи-фо-ра

5) ряды од-но-род-ных чле-нов пред-ло-же-ния

6) ри-то-ри-че-ские об-ра-ще-ния

7) лек-си-че-ский по-втор

8) ли-то-та

9) иро-ния

За-пи-ши-те в ответ цифры, рас-по-ло-жив их в по-ряд-ке, со-от-вет-ству-ю-щем бук-вам:

A	Б	В	Г

1)Однажды Архимед сел в ванну и вдруг почувствовал, будто стал легче. (2)Он и раньше садился в ванну, и многие до него делали то же самое. (3)Но до этого исторического случая никому и в голову не приходило, что тело, погружённое в жидкость, теряет в своём весе столько, сколько весит вытесненная телом жидкость. (4)Архимед удивился. (5)Когда он удивился – он задумался. (6)А когда он задумался – он открыл великую тайну природы.

(7)Может быть, всё это происходило и не так. (8)Но факт остаётся фактом: закон Архимеда существует, и те, кто получает «двойки» за незнание его, могут это подтвердить.

(9)Мне кажется, что все открытия происходят оттого, что люди неравнодушны. (10)Что они умеют удивляться.

(11)Скажем, сидел себе Ньютон в саду. (12)Смотрит – упало яблоко. (13)Ну, упало и упало. (14)Подыми и съешь. (15)Никого не удивляло это никогда. (16)А Ньютон удивился: «Почему это оно упало?» (17)Удивился, задумался и открыл закон всемирного тяготения.

(18)Конечно, всё это гораздо сложнее. (19)Всё это требовало огромного труда, огромных знаний. (20)Я рассказываю об этом так несложно потому, что это, наверно, тебе известно. (21)И потом я хочу сказать, что, если ты не умеешь удивляться, если ты равнодушен, скучно тебе будет жить на свете.

(22)Если бы люди не умели удивляться, я прямо не знаю, что с ними было бы. (23)Они ничего бы не придумали и ничего бы не открыли. (24)Они не умели бы выращивать хлеб, летать в космос. (25)И, кроме того, они не умели бы создавать музыку, сочинять стихи, рисовать картины.

(26)Вот идёт в лесу человек. (27)Слышит: поют птицы. (28)Ну, поют и поют, эка невидаль! (29)А иной удивится: очень необыкновенно и сладко поют. (30)И задумается...

(31)А другой человек удивится краскам и цветам природы. (32)И начнёт сам пробовать сочетать эти краски. (33)Получается картина.

(34)Третий, слушая человеческую речь, вникая в разговоры людей, вдруг удивится, как увлекательно и точно или, наоборот, нудно и неверно люди излагают свои мысли. (35)И сам начинает думать над словами, пробовать их в разных сочетаниях, строить из них предложения, примерять к действительности, искать самые точные и нужные слова.

(36)Конечно, есть люди, которых ничто не удивляет. (37)Они смотрят на мир как-то однобоко: чего бы покушать в этом мире или чего бы присвоить? (38)У них явные расхождения с Ньютоном. (39)Они бы это яблоко просто сжевали без всякого всемирного тяготения. (40)Они берут волшебный ковёр-самолёт и прибивают его на стенку, чтоб не летал. (41)Они цветами корову накормят, птицу и перья ощиплют, а что касается слов, так они ни разу не обратят внимания на то, о чём болтают.

(42)Очень скучные люди. (43)Прямо жалко их и даже как-то стыдно за них.

(44)А ты попробуй удивиться. (45)Всё в этом мире непросто. (46)Всё находится во взаимосвязи. (47)Поэтому существуют прекрасные вещи и прекрасные сказки. (48)Поэтому существуют мечты и реальность.

(49)Поэтому существуют дружба и борьба. (50)И настоящая музыка, и настоящая живопись, и настоящие стихи.

(51)И поэтому люди бывают счастливы.

(52)Жизнь удивительна. (53)И люди тоже удивительны. (54)И каждый, если бы захотел, мог бы увидеть и узнать в тысячу раз больше, чем знает и видит.

(по Л.И. Лиходееву*)

* Леонид Израилевич Лиходеев (1921–1994) – русский писатель, автор очерков, фельетонов, романа-эпопеи «Семейный календарь, или Жизнь от конца до начала».

(9)Что они умеют удив-лять-ся.

(10)Ска-жем, сидел себе Нью-тон в саду.

Ра-бо-та, на-пи-сан-ная без опоры на про-чи-тан-ный текст (не по дан-но-му тек-сту), не оце-ни-ва-ет-ся. Если со-чи-не-ние пред-став-ля-ет собой пе-ре-ска-зан-ный или пол-но-стью пе-ре-пи-сан-ный ис-ход-ный текст без каких бы то ни было ком-мен-та-ри-ев, то такая ра-бо-та оце-ни-ва-ет-ся 0 бал-лов.

Со-чи-не-ние пи-ши-те ак-ку-рат-но, раз-бор-чи-вым по-чер-ком.

1)Однажды Архимед сел в ванну и вдруг почувствовал, будто стал легче. (2)Он и раньше садился в ванну, и многие до него делали то же самое. (3)Но до этого исторического случая никому и в голову не приходило, что тело, погружённое в жидкость, теряет в своём весе столько, сколько весит вытесненная телом жидкость. (4)Архимед удивился. (5)Когда он удивился – он задумался. (6)А когда он задумался – он открыл великую тайну природы.

(7)Может быть, всё это происходило и не так. (8)Но факт остаётся фактом: закон Архимеда существует, и те, кто получает «двойки» за незнание его, могут это подтвердить.

(9)Мне кажется, что все открытия происходят оттого, что люди неравнодушны. (10)Что они умеют удивляться.

(11)Скажем, сидел себе Ньютон в саду. (12)Смотрит – упало яблоко. (13)Ну, упало и упало. (14)Подыми и съешь. (15)Никого не удивляло это никогда. (16)А Ньютон удивился: «Почему это оно упало?» (17)Удивился, задумался и открыл закон всемирного тяготения.

(18)Конечно, всё это гораздо сложнее. (19)Всё это требовало огромного труда, огромных знаний. (20)Я рассказываю об этом так несложно потому, что это, наверно, тебе известно. (21)И потом я хочу сказать, что, если ты не умеешь удивляться, если ты равнодушен, скучно тебе будет жить на свете.

(22)Если бы люди не умели удивляться, я прямо не знаю, что с ними было бы. (23)Они ничего бы не придумали и ничего бы не открыли. (24)Они не умели бы выращивать хлеб, летать в космос. (25)И, кроме того, они не умели бы создавать музыку, сочинять стихи, рисовать картины.

(26)Вот идёт в лесу человек. (27)Слышит: поют птицы. (28)Ну, поют и поют, эка невидаль! (29)А иной удивится: очень необыкновенно и сладко поют. (30)И задумается...

(31)А другой человек удивится краскам и цветам природы. (32)И начнёт сам пробовать сочетать эти краски. (33)Получается картина.

(34)Третий, слушая человеческую речь, вникая в разговоры людей, вдруг удивится, как увлекательно и точно или, наоборот, нудно и неверно люди излагают свои мысли. (35)И сам начинает думать над словами, пробовать их в разных сочетаниях, строить из них предложения, примерять к действительности, искать самые точные и нужные слова.

(36)Конечно, есть люди, которых ничто не удивляет. (37)Они смотрят на мир как-то однобоко: чего бы покушать в этом мире или чего бы присвоить? (38)У них явные расхождения с Ньютоном. (39)Они бы это яблоко просто сжевали без всякого всемирного тяготения. (40)Они берут волшебный ковёр-самолёт и прибивают его на стенку, чтоб не летал. (41)Они цветами корову накормят, птицу и перья ощиплют, а что касается слов, так они ни разу не обратят внимания на то, о чём болтают.

(42)Очень скучные люди. (43)Прямо жалко их и даже как-то стыдно за них.

(44)А ты попробуй удивиться. (45)Всё в этом мире непросто. (46)Всё находится во взаимосвязи. (47)Поэтому существуют прекрасные вещи и прекрасные сказки. (48)Поэтому существуют мечты и реальность.

(49)Поэтому существуют дружба и борьба. (50)И настоящая музыка, и настоящая живопись, и настоящие стихи.

(51)И поэтому люди бывают счастливы.

(52)Жизнь удивительна. (53)И люди тоже удивительны. (54)И каждый, если бы захотел, мог бы увидеть и узнать в тысячу раз больше, чем знает и видит.

(по Л.И. Лиходееву*)

* Леонид Израилевич Лиходеев (1921–1994) – русский писатель, автор очерков, фельетонов, романа-эпопеи «Семейный календарь, или Жизнь от конца до начала».

Решения заданий с развернутым ответом не проверяются автоматически.
На следующей странице вам будет предложено проверить их самостоятельно.

Завершить тестирование, свериться с ответами, увидеть решения.

Ука-жи-те все цифры, на месте ко-то-рых пи-шет-ся НН.

Цифры ука-жи-те в по-ряд-ке воз-рас-та-ния.

Анна Ах-ма-то-ва поз-во-ля-ла себе иро-ни-зи-ро-вать по по-во-ду своих зна-ме-ни-тей-ших сти-хов, и это ни-чуть не про-ти-во-ре-чи-ло её цар-стве(1)ости, не на-ру-ша-ло её внут-ре(2)ей по-э-ти-че-ской гар-мо-нии, а толь-ко обо-га-ща-ло её образ, со-об-ща-ло ему то «четвёртое из-ме-ре-ние», по ко-то-ро-му Ман-дель-штам от-ли-чал подли(3)ую по-э-зию от риф-мо-ва(4)ых строк.

По-яс-не-ние (см. также Правило ниже).

При-ведём вер-ное на-пи-са-ние.

3) под-лин-ную (ис-то-рич. ко-рень длин)	1) Две буквы н пи-шут-ся в пол-ной форме при-ла-га-тель-но-го, об-ра-зо-ван-но-го от су-ще-стви-тель-но-го с ос-но-вой на н по-мо-щью суф-фик-са -Н- .
2) внутренн ей (от нутро )	2) Две буквы н пи-шут-ся в пол-ной форме при-ла-га-тель-но-го, об-ра-зо-ван-но-го от су-ще-стви-тель-но-го с по-мо-щью суф-фик-са -ЕНН-/-ОНН- .
	3) Одна буква н пи-шет-ся при-ла-га-тель-ном, об-ра-зо-ван-ном от су-ще-стви-тель-но-го при по-мо-щи суф-фик-са -АН-/ЯН-,-ИН- .
	4) В крат-кой форме при-ла-га-тель-но-го пи-шет-ся столь-ко н, сколь-ко и в пол-ной
	5)Две буквы н пи-шут-ся в пол-ной форме при-ча-стия, об-ра-зо-ван-но-го от гла-го-ла со-вер-шен-но-го вида.
4) рифмова нных	6) Две буквы н пи-шут-ся в при-ча-стии или при-ла-га-тель-ном, име-ю-щем суф-фикс -ОВА-
	7) Две буквы н пи-шут-ся в пол-ной форме при-ча-стия, об-ра-зо-ван-но-го от гла-го-ла не-со-вер-шен-но-го вида и упо-треблённого с за-ви-си-мым сло-вом.
	8) Одна буква н пи-шет-ся в пол-ной форме при-ла-га-тель-но-го, об-ра-зо-ван-но-го от гла-го-ла не-со-вер-шен-но-го вида и упо-треблённого без за-ви-си-мо-го слова.
	9) Одна буква н пи-шет-ся в крат-кой форме стра-да-тель-но-го при-ча-стия.
1) цар-ственность от цар-ствен-ный	10) В на-ре-чии и в су-ще-стви-тель-ном пи-шет-ся столь-ко Н, сколь-ко в слове, от ко-то-ро-го оно об-ра-зо-ва-но

Ответ: 1234.

Ответ: 1234

Актуальность: Текущий учебный год

Правило: Задание 15. Написание Н и НН в словах разных частей речи

ПРА-ВО-ПИ-СА-НИЕ -Н-/-НН- В РАЗ-ЛИЧ-НЫХ ЧА-СТЯХ РЕЧИ.

Тра-ди-ци-он-но яв-ля-ет-ся самой слож-ной темой для уча-щих-ся, так как обос-но-ван-ное на-пи-са-ние Н или НН воз-мож-но лишь при зна-нии мор-фо-ло-ги-че-ских и сло-во-об-ра-зо-ва-тель-ных за-ко-нов. Ма-те-ри-ал "Справ-ки" обоб-ща-ет и си-сте-ма-ти-зи-ру-ет все пра-ви-ла темы Н и НН из школь-ных учеб-ни-ков и даёт до-пол-ни-тель-ную ин-фор-ма-цию из спра-воч-ни-ков В.В. Ло-па-ти-на и Д.Э Ро-зен-та-ля в том объ-е-ме, что не-об-хо-дим для вы-пол-не-ния за-да-ний ЕГЭ.

14.1 Н и НН в оты-мен-ных при-ла-га-тель-ных (об-ра-зо-ван-ных от имён су-ще-стви-тель-ных).

14.1.1 Две НН в суф-фик-сах

В суф-фик-сах при-ла-га-тель-ных пи-шет-ся НН, если:

1) при-ла-га-тель-ное об-ра-зо-ва-но от су-ще-стви-тель-но-го с ос-но-вой на Н при по-мо-щи суф-фик-са Н: тумаН+ Н → ту-маН-Ный; кар-маН+Н → кар-маН-Ный, кар-тоН+Н → кар-тоН-Ный

ста-рин-ный (от ста-ри-На+Н), кар-тин-ный (от кар-ти-На+Н), глу-бин-ный (от глу-би-На+Н), ди-ко-вин-ный (от ди-ко-ви-На+Н), не-дю-жин-ный (от дю-жи-На+Н), ис-тин-ный (от ис-ти-На+Н), бар-щин-ный (от бар-щи-На+Н), об-щин-ный (от об-щи-На+Н), длин-ный (от длиНа+Н)

Об-ра-ти-те вни-ма-ние : слово «стран-ный» с точки зре-ния со-вре-мен-но-го языка не имеет в своём со-ста-ве суф-фик-са Н и не яв-ля-ет-ся род-ствен-ным к слову «стра-на». Но ис-то-ри-че-ски объ-яс-нить НН можно: че-ло-ве-ка из чужой стра-ны счи-та-ли ина-ко-мыс-ля-щим, чужим, по-сто-рон-ним.

Эти-мо-ло-ги-че-ски объ-яс-нить можно и на-пи-са-ние слова «под-лин-ный» : под-лин-ной в Древ-ней Руси на-зы-ва-лась та прав-да, ко-то-рую под-су-ди-мый го-во-рил «под длин-ни-ка-ми» - осо-бы-ми длин-ны-ми пал-ка-ми или кну-та-ми.

2) при-ла-га-тель-ное об-ра-зо-ва-но от имени су-ще-стви-тель-но-го путём до-бав-ле-ни-ем суф-фик-са -ЕНН-, -ОНН: клюк-вЕН-Ный (клюк-ва), ре-во-лю-ци-ОН-Ный (ре-во-лю-ция), тор-же-ствЕН-Ный (тор-же-ство).

Ис-клю-че-ние: вет-рЕ-Ный (но: без-вет-рЕН-Ный).

Об-ра-ти-те вни-ма-ние:

Встре-ча-ют-ся слова-имена при-ла-га-тель-ные, в ко-то-рых Н яв-ля-ет-ся ча-стью корня. Эти слова надо за-пом-нить.Они не об-ра-зо-вы-ва-лись от имён су-ще-стви-тель-ных:

баг-ря-ный, зелёный, пря-ный, пья-ный, сви-ной, рдя-ный, ру-мя-ный, юный.

14.1.2. В суф-фик-сах при-ла-га-тель-ных пи-шет-ся Н

В суф-фик-сах при-ла-га-тель-ных пи-шет-ся Н , если:

1) при-ла-га-тель-ное имеет суф-фикс -ИН- (го-лу-бИ-Ный, мы-шИ-Ный, со-ло-вьИ-Ный, тиг-рИ-Ный ). Слов с этим суф-фик-сом за-ча-стую имеет зна-че-ние «чей»: го-лу-бя, мыши, со-ло-вья, тигра.

2) при-ла-га-тель-ное имеет суф-фик-сы -АН-, -ЯН- (пес-чА-ный, ко-жА-Ный, ов-сЯ-Ный, зем-лЯ-Ной ). Слова с этим суф-фик-сом часто имеет зна-че-ние «сде-лан из чего»: из песка, из кожи, из овса, из земли.

Ис-клю-че-ния: стек-лЯН-Ный, оло-вЯН-Ный, де-ре-вЯН-Ный.

14.2. Н и НН в суф-фик-сах слов, об-ра-зо-ван-ных от гла-го-лов. Пол-ные формы.

Как из-вест-но, от гла-го-лов могут быть об-ра-зо-ва-ны и при-ча-стия, и имена при-ла-га-тель-ные (=от-гла-голь-ные при-ла-га-тель-ные). Пра-ви-ла на-пи-са-ния Н и НН в этих сло-вах раз-лич-ны.

14.2.1 НН в суф-фик-сах пол-ных при-ча-стий и от-гла-голь-ных при-ла-га-тель-ных

В суф-фик-сах пол-ных при-ча-стий и от-гла-голь-ных при-ла-га-тель-ных пи-шет-ся НН, если со-блю-да-ет-ся ХОТЯ БЫ ОДНО из усло-вий:

1) слово об-ра-зо-ва-но от гла-го-ла со-вер-шен-но-го вида , С ПРИ-СТАВ-КОЙ ИЛИ БЕЗ, на-при-мер:

от гла-го-лов ку-пить, вы-ку-пить (что сде-лать?, со-вер-шен-ный вид): куп-лЕН-Ный, вы-куп-лЕН-Ный ;

от гла-го-лов бро-сить, за-бро-сить (что сде-лать?, со-вер-шен-ный вид): бро-шЕН-Ный-за-бро-шЕН-Ный .

При-став-ка НЕ не ме-ня-ет вид при-ча-стия и не вли-я-ет на на-пи-са-ние суф-фик-са. Любая дру-гая при-став-ка придаёт слову со-вер-шен-ный вид

2) в слове есть суф-фик-сы -ОВА-, -ЕВА- даже в сло-вах не-со-вер-шен-но-го вида (ма-ри-нО-ВАН-Ный, ас-фаль-ти-рО-ВАН-Ный, ав-то-ма-ти-зи-рО-ВАН-Ный ).

3) при слове, об-ра-зо-ван-ном от гла-го-ла, есть за-ви-си-мое слово, то есть оно об-ра-зу-ет при-част-ный обо-рот, на-при-мер: мо-ро-жЕН-Ное в хо-ло-диль-ни-ке, ва-рЕН-Ные в бу-льо-не ).

ПРИ-МЕ-ЧА-НИЕ : В слу-ча-ях, когда пол-ное при-ча-стие пе-ре-хо-дит в кон-крет-ном пред-ло-же-нии в имя при-ла-га-тель-ное, на-пи-са-ние не ме-ня-ет-ся. На-при-мер: Взвол-но-ваН-Ный этим со-об-ще-ни-ем, отец го-во-рил гром-ко и не сдер-жи-вал эмо-ций. Вы-де-лен-ное слово - при-ча-стие в при-част-ном обо-ро-те, взвол-но-ван-ный чем? этим со-об-ще-ни-ем . Ме-ня-ем пред-ло-же-ние: Его лицо было взвол-но-ваН-Ным , и уже нет при-ча-стия, нет обо-ро-та, ибо лицо нель-зя «взвол-но-вать», и это - имя при-ла-га-тель-ное. В таких слу-ча-ях го-во-рят о пе-ре-хо-де при-ча-стий в при-ла-га-тель-ные, но на на-пи-са-ние НН дан-ный факт никак не вли-я-ет.

Ещё при-ме-ры: Де-вуш-ка была очень ор-га-ни-зо-ваН-Ной и вос-пи-таН-Ной . Здесь оба слова - имена при-ла-га-тель-ные. Де-вуш-ку не «об-ра-зо-вы-ва-ли», да и вос-пи-тан-ная она все-гда, это по-сто-ян-ные при-зна-ки. Из-ме-ним пред-ло-же-ния: Мы спе-ши-ли на встре-чу, ор-га-ни-зо-ваН-Ную партнёрами. Мама, вос-пи-таН-Ная в стро-го-сти, и нас вос-пи-ты-ва-ла так же стро-го . А те-перь вы-де-лен-ные слова - при-ча-стия.

В таких слу-ча-ях в по-яс-не-нии к за-да-нию мы пишем: при-ла-га-тель-ное, об-ра-зо-ван-ное от при-ча-стия или при-ла-га-тель-ное, пе-ре-шед-шее из при-ча-стия.

Ис-клю-че-ния: не-ждан-ный, не-га-дан-ный, не-ви-дан-ный, не-слы-хан-ный, не-ча-ян-ный, мед-лен-ный, от-ча-ян-ный, свя-щен-ный, же-лан-ный. .

Об-ра-ти-те вни-ма-ние на то, что из ряда ис-клю-че-ний ушли слова счи-та-Ные (ми-ну-ты), де-ла-Ное (рав-но-ду-шие) . Эти слова пи-шут-ся по об-ще-му пра-ви-лу.

До-бав-ля-ем сюда ещё слова:

ко-ва-ный, клёваный, жёваный ева/ова вхо-дят в со-став корня, это не суф-фик-сы, чтобы пи-сать НН. Но при по-яв-ле-нии при-ста-вок пи-шут-ся по об-ще-му пра-ви-лу: изжёваН-Ный, под-ко-ваН-Ный, исклёваН-Ный.

ра-не-ный пи-шет-ся одна Н. Срав-ни-те: ра-нЕН-Ный в бою (две Н, по-то-му что по-яви-лось за-ви-си-мое слово); из-ра-нЕН-Ный , вид со-вер-шен-ный, есть при-став-ка).

смышлёный опре-де-лить вид слова слож-но.

14.2. 2 Одна Н в от-гла-голь-ных при-ла-га-тель-ных

В суф-фик-сах от-гла-голь-ных при-ла-га-тель-ных пи-шет-ся Н, если:

слово об-ра-зо-ва-но от гла-го-ла не-со-вер-шен-но-го вида , то есть от-ве-ча-ет на во-прос что с пред-ме-том де-ла-ли? и при слове в пред-ло-же-нии нет за-ви-си-мых слов .

ту-шЕ-Ное (его ту-ши-ли) мясо,

стри-жЕ-Ные (их стриг-ли) во-ло-сы,

ва-рЕ-Ный (его ва-ри-ли) кар-то-фель,

ло-ма-Ная (её ло-ма-ли) линия,

морЁНый (его мо-ри-ли) дуб (тёмный в ре-зуль-та-те спе-ци-аль-ной об-ра-бот-ки),

НО: как толь-ко у этих слов- при-ла-га-тель-ных по-яв-ля-ет-ся за-ви-си-мое слово, они тут же пе-ре-хо-дят в раз-ряд при-ча-стий и пи-шут-ся с двумя Н.

ту-шЕН-Ное в ду-хов-ке (его ту-ши-ли) мясо,

стри-жЕН-Ные не-дав-но (их стриг-ли) во-ло-сы,

ва-рЕН-Ный на пару (его ва-ри-ли) кар-то-фель.

РАЗ-ЛИ-ЧАЙ-ТЕ: у при-ча-стий (спра-ва) и у при-ла-га-тель-ных (слева) раз-ные зна-че-ния! Боль-ши-ми бук-ва-ми вы-де-ле-ны удар-ные глас-ные.

на-звА-ный брат, на-звА-ная сест-ра - че-ло-век, не со-сто-я-щий в био-ло-ги-че-ском род-стве с дан-ным че-ло-ве-ком, но со-гла-сив-ший-ся на брат-ские (сест-рин-ские) от-но-ше-ния доб-ро-воль-но.- нА-зван-ный мною адрес;

посажЁный отец (ис-пол-ня-ю-щий роль ро-ди-те-ля же-ни-ха или не-ве-сты при сва-деб-ном об-ря-де). - по-сА-жен-ный за стол;

при-дА-ное (иму-ще-ство, да-ва-е-мое не-ве-сте её семьёй для жизни в за-му-же-стве) - прИ-дан-ный ши-кар-ный вид;

сУже-ный (так на-зы-ва-ют же-ни-ха, от слова судь-ба) - сУжен-ная юбка, от слова сУзить, сде-лать узкой)

ПрощЁное вос-кре-се-нье (ре-ли-ги-оз-ный празд-ник)- прощЁнный мною;

пИ-са-ная кра-са-ви-ца (эпи-тет, фра-зео-ло-гизм)- пИ-сан-ная мас-лом кар-ти-на.

14.2.3. На-пи-са-ние Н и НН в слож-ных при-ла-га-тель-ных

В со-ста-ве слож-но-го слова на-пи-са-ние от-гла-голь-но-го при-ла-га-тель-но-го не ме-ня-ет-ся :

а) пер-вая часть об-ра-зо-ва-на от гла-го-лов не-со-вер-шен-но-го вида, зна-чит, пишем Н : глад-ко-кра-шЕ-Ный (кра-сить), го-ря-че-ка-та-Ный, до-мо-тка-Ный, пест-ро-тка-Ный, зла-то-тка-Ный (ткать); цель-но-кро-Е-Ный кро-ить), зла-то-ко-ва-Ный (ко-вать), ма-ло-ез-жЕ-Ный (ез-дить), ма-ло-хо-жЕ-Ный (хо-дить), ма-ло-но-шЕ-Ный (но-сить), ма-ло-солЁНый (со-лить), мел-ко-дроблЁНый (дро-бить), све-же-гашЁНый (га-сить), све-же-мо-ро-жЕ-Ный (мо-ро-зить) и дру-гие.

б) вто-рая часть слож-но-го слова об-ра-зо-ва-на от при-ста-воч-но-го гла-го-ла со-вер-шен-но-го вида, зна-чит, пишем НН : глад-коо кра-шЕН-Ный (о кра-сить), свежеза мо-ро-жЕН-Ный (за мо-ро-зить) и др.).

Во вто-рой части слож-ных об-ра-зо-ва-ний пи-шет-ся Н, хотя есть при-став-ка ПЕРЕ-: гла-же-Ные-пе-ре-гла-же-Ные, ла-та-Ные-пе-ре-ла-та-Ные, но-ше-Ный-пе-ре-но-ше-Ный, сти-ра-Ное-пе-ре-сти-ра-Ное, стре-ля-Ный-пе-ре-стре-ля-Ный, што-па-Ное-пе-ре-што-па-Ное.

Таким об-ра-зом, вы-пол-нять за-да-ния можно по ал-го-рит-му:

14.3. Н и НН в крат-ких при-ла-га-тель-ных и крат-ких при-ча-сти-ях

И при-ча-стия, и при-ла-га-тель-ные имеют не толь-ко пол-ные, но и крат-кие формы.

Пра-ви-ло: В крат-ких при-ча-сти-ях все-гда пи-шет-ся одна Н.

Пра-ви-ло: В крат-ких при-ла-га-тель-ных пи-шет-ся столь-ко же Н, сколь-ко в пол-ной форме.

Но, чтобы при-ме-нить пра-ви-ла, нужно раз-ли-чать при-ла-га-тель-ные и при-ча-стия.

РАЗ-ЛИ-ЧАЙ-ТЕ крат-кие при-ла-га-тель-ные и при-ча-стия:

1) по во-про-су : крат-кие при-ла-га-тель-ные - каков? ка-ко-ва? ка-ко-вы? ка-ко-во? ка-ко-вы?, крат-кие при-ча-стие - что сде-лан? что сде-ла-на? что сде-ла-но? что сде-ла-ны?

2) по зна-че-нию (крат-кое при-ча-стие имеет от-но-ше-ние к дей-ствию, можно за-ме-нить гла-го-лом; крат-кое при-ла-га-тель-ное даёт ха-рак-те-ри-сти-ку опре-де-ля-е-мо-му слову, о дей-ствии не со-об-ща-ет);

3) по на-ли-чию за-ви-си-мо-го слова (крат-кие при-ла-га-тель-ные не имеют и не могут иметь, крат-кие при-ча-стия имеют).

Крат-кие при-ча-стия	Крат-кие при-ла-га-тель-ные
на-пи-сан (рас-сказ) м. род; что сде-лан? кем?	маль-чик об-ра-зо-ван (каков?) -от пол-ной формы об-ра-зо-ван-ный (какой?)
на-пи-са-на (книга) ж.род; что сде-ла-на? кем?	де-воч-ка об-ра-зо-ван-на (ка-ко-ва?)-от пол-ной формы об-ра-зо-ван-ная (какая?)
на-пи-са-но (со-чи-не-ние) ср.род; что сде-ла-но?кем?	дитя об-ра-зо-ван-но (ка-ко-во?) -от пол-ной формы об-ра-зо-ван-ное (какое?)
ра-бо-ты на-пи-са-ны, мн. число; что сде-ла-ны? кем?	дети об-ра-зо-ван-ны (ка-ко-вы?) -от пол-ной формы об-ра-зо-ван-ные (какие?)

14.4. Одна или две Н могут пи-сать-ся и в на-ре-чи-ях.

В на-ре-чи-ях на -О/-Е пи-шет-ся столь-ко же Н, сколь-ко их в ис-ход-ном слове , на-при-мер: спо-кой-но с одной Н, так как в при-ла-га-тель-ном спо-кой-Ный суф-ф-фикс Н; мед-лен-но с НН, так как в при-ла-га-тель-ном мед-лЕН-Ный НН; увлечённо с НН, так как в при-ча-стии увлечЁННый НН.

При ка-жу-щей-ся не-слож-но-сти этого пра-ви-ла су-ще-ству-ет про-бле-ма раз-гра-ни-че-ния на-ре-чий, крат-ких при-ча-стий и крат-ких при-ла-га-тель-ных. К при-ме-ру, в слове со-сре-до-то-че(Н, НН)о не-воз-мож-но вы-брать то или иное на-пи-са-ние БЕЗ зна-ния того, чем это слово яв-ля-ет-ся в пред-ло-же-нии или сло-во-со-че-та-нии.

РАЗ-ЛИ-ЧАЙ-ТЕ крат-кие при-ла-га-тель-ные, крат-кие при-ча-стия и на-ре-чия.

1) по во-про-су : крат-кие при-ла-га-тель-ные - каков? ка-ко-ва? ка-ко-вы? ка-ко-во? ка-ко-вы?, крат-кие при-ча-стие - что сде-лан? что сде-ла-на? что сде-ла-но? что сде-ла-ны? на-ре-чия: как?

2) по зна-че-нию (крат-кое при-ча-стие имеет от-но-ше-ние к дей-ствию, можно за-ме-нить гла-го-лом; крат-кое при-ла-га-тель-ное даёт ха-рак-те-ри-сти-ку опре-де-ля-е-мо-му слову, о дей-ствии не со-об-ща-ет); на-ре-чие обо-зна-ча-ет при-знак дей-ствия, как оно про-ис-хо-дит)

3) по роли в пред-ло-же-нии: (крат-кие при-ла-га-тель-ные и крат-кие при-ча-стия за-ча-стую яв-ля-ют-ся ска-зу-е-мы-ми, на-ре-чие же

от-но-сит-ся к гла-го-лу и яв-ля-ет-ся об-сто-я-тель-ством)

14.5. Н и НН в име-нах су-ще-стви-тель-ных

1.В су-ще-стви-тель-ных (как и в крат-ких при-ла-га-тель-ных и на-ре-чи-ях) пи-шет-ся столь-ко же Н, сколь-ко в при-ла-га-тель-ных (при-ча-сти-ях), от ко-то-рых они об-ра-зо-ва-ны:

НН	Н
плен-ник (плен-ный)	неф-тя-ник (неф-тя-ной)
об-ра-зо-ван-ность (об-ра-зо-ван-ный)	го-сти-ни-ца (го-сти-ный)
из-гнан-ник (из-гнан-ный)	вет-ре-ник (вет-ре-ный)
лист-вен-ни-ца (лист-вен-ный)	пу-та-ни-ца (пу-та-ный)
вос-пи-тан-ник (вос-пи-тан-ный)	пря-ность (пря-ный)
гу-ман-ность (гу-ман-ный)	пес-ча-ник (пес-ча-ный)
воз-вы-шен-ность (воз-вы-шен-ный)	копчёность (копчёный)
урав-но-ве-шен-ность (урав-но-ве-шен-ный)	вкус-ное мо-ро-же-ное (мо-ро-же-ный)
пре-дан-ность (пре-дан-ный)	тор-фя-ник (тор-фя-ной)

От имён при-ла-га-тель-ных об-ра-зо-ва-ны и слова

род-ственн/ик от род-ствен-ный, сто-ронн/ик от сто-рон-ний, еди-но-мыш-ленн/ик от еди-но-мыш-лен-ный, (зло-умыш-ленн/ик, со-умыш-ленн/ик),став-ленн/ик от став-лен-ный, утоп-ленн/ик от утоп-лен-ный, чис-ленн/ик от чис-лен-ный, со-оте-че-ственн/ик от со-оте-че-ствен-ный) и мно-гие дру-гие.

2. Су-ще-стви-тель-ные могут также об-ра-зо-вы-вать-ся от гла-го-лов и дру-гих имён су-ще-стви-тель-ных.

Пи-шет-ся НН, одна Н вхо-дит в ко-рень, а дру-гая в суф-фикс.	Н*
мошен/ник (от мошна, что зна-чи-ло сумка, кошелёк)	труж/еник (от тру-дить-ся)
дру-жин/ник (от дру-жи-на)	муч/еник (от му-чить)
малин/ник (ма-ли-на)	пудр/еница (от пуд-рить)
име-нин/ник (име-ни-ны)	рож/еница (ро-дить)
измен/ник (из-ме-на)	своя́ч/е/ниц/а
пле-мян/ник	вар/еник (ва-рить)
бес-при-дан/ница	НО: при-да-ное (от при-дать)
бес-сон/ница	уч/е/ник
осин/ник	бес-сребр/еник
звон/ница	среб-ре/ник

При-ме-ча-ние к таб-ли-це : *Слова, ко-то-рые пи-шут-ся с Н и при этом не об-ра-зо-ва-ны от при-ла-га-тель-ных (при-ча-стий) в рус-ском языке еди-нич-ны.Их нужно вы-учить на-и-зусть.

Пи-шет-ся НН и в сло-вах пу-те-шеств/енник (от пу-те-ше-ство-вать), пред-шеств/енник (пред-ше-ство-вать)