Пролетариям всех стран.

Пролетарии! Товарищи!

Мы шлем Вам свой призыв в самую тяжкую для нас минуту, мы обращаемся к Вам, охваченные глубочайшею болью, мы говорим с Вами, оплакивая величайшую потерю, какая могла постигнуть нас.

Карла Либкнехта и Розы Люксембург нет больше в живых...

Помните ли Вы, французские товарищи, тот день, когда у Вас похитили Жана Жореса? Только слепое безумие, только кровавый фанатизм натравленного буржуазного наймита могли пойти на это злодеяние. Буржуазии нужна была жертва, она должна была устранить последнее препятствие, стоявшее между нею и затеянной ею войной, и она избрала человека, влияние которого в пользу сохранения мира было наиболее могучим. Крик возмущения пронесся по всему Интернационалу крик такой громкий, что он заглушил даже хриплый вой волков войны. А у нас в Германии социалисты, уже заключившие союз с кайзером, в тайном договоре уже обещавшие прусскому милитаризму и германскому империализму свое содействие в преступлении, - как возвысили они свои голос по поводу смерти Жореса, предать которого они как раз собрались! Как кричали они об осквернении права и нравственности, об опозорении идеалов человечества!

И все-же преступление, совершенное тогда, бледнеет перед тем, что свершилось сейчас. Тогда преступление свершила буржуазия, как она делала их тысячами ради своих прибылей; тогда нашего лучшего товарища убил наш враг. Мы знали, что буржуазия наш враг, ничего другого мы от нее и ждать не могли. Теперь это сделало "социалистическое" правительство, правительство, получившее власть благодаря революции, благодаря революционной энергии и напряженности борьбы рабочих и солдат. Это правительство убило первых борцов революции!

Да, рабочие и товарищи, перед Вами, перед Интернационалом, перед всем миром, перед современностью и перед историей бросаем мы обвинение:

Правительство Эберта-Шейдемана-Носке сознательно и по собственной воле привело к убийству Карла Либкнехта и Розы Люксембург.

Пролетарии! Товаращи!

Вспомните, в каком мы были положении. С конца октября 1918 г. в Германии всякому стало ясно, что революция неотвратима. Буржуазия трепетала. Она знала, что революция будет для нее страшной расплатой за все ее преступления. Но она знала также, что есть одна группа, годная для ее защиты: партия Эбертов-Шейдеманов. Кто, как не эта партия, уже втечение 4-х лет занималась оправданием в глазах пролетариата каждого шулерства военной клики, каждой подлости дипломатии, каждого зверства буржуазии? К этой-то группе и обратилась буржуазия в беде. И Эберты-Шейдеманы с радостью взяли на себя ее защиту. Все средства пустили они в ход, чтобы снова усыпить умы и, если гроза разразится, сделать ее неопасной. Когда в Киле 3-го ноября начались первые матросские беспорядки, то не кто иной как Носке, тот самый Носке, что сидит сейчас в имперской правительстве, был послан в Киль, чтобы задушить движение. До самого утра 9-го ноября - дня, когда движение охватило и Берлин - господа Эберты-Шейдеманы работали против революции. И лишь когда, наперекор всем усилиям, избежать революцию оказалось невозможным, они стали во главе движения, чтобы привести его к поставленной ими цели: выручить буржуазию из беды.

Все их поступки начиная с 9-го ноября служили этой цели. Одним из первых было заявление, что частная собственность неприкосновенна. Предпринимателям были даны самые успокоительные заверения. Были восстановлены все прежние порядки в организации ведомств, в юстиции, в пошлинах и налогах. Уничтоженная солдатами командная власть офицеров была снова восстановлена. Старые прислужники Вильгельма II - от Гинденбурга и господ из иностранного ведомства до последнего стрелочника были утверждены в своих должностях. У солдат отобрали оружие, офицерам его оставили. Рабочих призывали к спокойствию и в ответ на их справедливые требования повышения заработной платы им преподносили "нужду отечества", т. е. буржуазии.

Правительство Эберта-Шейдемана ясно сознавало, что эту цель спасение буржуазии - оно сможет достигнуть только самой ожесточенной борьбой с представителями пролетарской революции, особенно с убитыми товарищами, Розой Люксембург и Карлом Либкнехтом.

И вот в первые недели после революции оно открыло против Союза Спартака и против обоих товарищей кампанию клеветы, равную которой нужно поискать в истории. Уже в ноябре в Берлине на глазах правительства в листовках и плакатах призывали к убийству Розы Люксембург и Карла Либкнехта. За убийство их назначались награды. Правительство Эберта-Шейдемана и пальцем не пошевелило. Все отлично знали, из каких кругов шли эти призывы. Дело оставили нерасследованным. Вся свора буржуазной прессы подхватила этот лозунг. "Форвертс", орган Эбертов-Шейдеманов, стал во главе всей травли. Все смелее и наглее выступала контрреволюция: само правительство Эберта-Шейдемана вызвало в Берлин контрреволюционные войска. Всем было ясно: вождями контрреволюции, ожесточенными врагами пролетариата, готовыми потопить революцию в море крови, - были господа Эберты-Шейдеманы.

Январь 1919 г. принес осуществление этих замыслов. Господа Эберты-Шейдеманы подготовили новый удар. Избранного берлинскими революционными комитетами президента полиции, раскрывшего все дерзкие планы контрреволюции, нужно было отстранить. Берлинский пролетариат не намерен был терпеть это. Он попытался отвратить удар. За правительством Эберта-Шейдемана не было военной силы. В эту критическую минуту оно открыто сбросило маску революции и показало свое подлинное лицо. Оно вооружило студентов, образовало батальон из одного офицерства, роздало оружие банкирским сынкам и академикам, вызвало два-три темных полка, состоящих из 18 и 19 летних юнцов, эти покрытые кровью усмирители революции в Финляндии и на Украине довершают свое кровавое дело в Берлине. Без суда ставили пролетариев к стенке. Парламентеров забивали до смерти плетью, хватали рабочих, врывались в квартиры и грабили их. Эберты-Шейдеманы хотели показать, что и они умеют орудовать в Берлине так, как Людендорф и К о орудовали в Бельгии и Северной Франции. Они хотели показать себя достойными преемниками Галифе и прочих версальских палачей Коммуны.

Всем было ясно в ту минуту: стоило только вожакам спартаковского движения, товарищам Либкнехту и Люксембург, попасться в руки этой своры - живыми им от нее не уйти. Это знал в Берлине каждый ребенок. Это знало также и правительство Эберта-Шейдемана. Неистовству своих банд оно не поставило никаких пределов. "Форвертс" еше подстрекал их каждый день. И вот случилось то, чему нет имени.

Карл Либкнехт и Роза Люксембург были схвачены, оглушены прикладами, застрелены, зверски убиты.

Эберт-Шейдемановщина сделала все, чтобы покрыть натравленных ею убийц. Ради их оправдания она распускала самую явную ложь, например, что Карл Либкнехт застрелен при попытке бежать: очевидность доказала обратное. Тов. Роза Люксембург убита чернью; однако установлено, что при выходе из помещения военного ведомства, откуда ее должны были перевести в тюрьму, она была опрокинута прикладами стоявших наготове солдат. Чтобы сгустить мрак вокруг преступления скрыли даже труп. "Его украли", говорят Эберты-Шейдеманы. Итак, после убийства военным караулом при сопровождении военным конвоем - украли труп! Целых две недели не смогли добыть труп. Расследование было передано военным судам, а каждый ребенок поймет, что у них мог быть только один интерес: дать скрыться виновным. Предложение передать расследование беспартийному суду правительство отклонило. Замешанных офицеров, тяжелыми уликами против которых являются даже их собственные показания, оставили на свободе. Исчезли свидетели.

Пролетарии всех стран!

Это убийство найдет других судей. К вам, товарищи, обращаемся мы. Вам принадлежит право произнести приговор. За вас ведь, за всех угнетенных, они жили, за вас они умерли. Ваши вожди и ваши друзья это были.

Пролетарии, возвысьте ваш голос! Позор, вечный позор убийцам! Им не должно быть места среди товарищей всего мира. Палачи Коммуны, пусть погибнут они под тяжестью своего позорного деяния, вместе со своими капиталистическими господами!

В этот ужасный час мы взываем к вам: не допустите, чтобы смерть эта была напрасной смертью! Последняя мысль убитых была о вас и о вашем освобождении. Поднимайтесь же и вы в своих странах на борьбу с вашими угнетателями!

И в тот день, когда капитализм со всеми своими палачами, осыпаемый проклятиями, найдет свою могилу - в этот день восстанут из мертвых убитые товарищи. Не глас трубный страшного суда разбудит их, но клич миллионов во всем мире:

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Коммунистическая партия Германии.

(Союз Спартака).

Текст воспроизведен по изданию: Коммунистический интернационал: Орган Исполнительного Комитета Коммунистического интернационала. - М., 1919. № 1. С. 74 - 75.

Когда вечером 15 января 1919 г. Карла Либкнехта и Розу Люксембург, оглушенных ружейными прикладами, на автомобилях привезли из берлинского отеля «Эден» в Тиргартен, где их ждала смерть, то сначала практически это почти не отразилось на ходе политических событий. Уже пробил последний час революции, в которой ни Либкнехт, ни тем более Роза Люксембург, по существу, не были активными действующими лицами. В любом слу­чае кровавая расправа над революцией была неизбежна. Возможно, убийство обоих ее символических руководите­лей дало сигнал к этому, однако в общем ходе событий это преступление казалось тогда не более чем ярким эпи­зодом.

Сегодня с ужасом сознают, что этот эпизод был клю­чевым, повлиявшим на всю последующую историю рево­люционной драмы в Германии. Когда его рассматривают с дистанции полувека, в нем проявляется нечто от жутко­го, чреватого непредсказуемыми последствиями события на Голгофе, которое в момент своего свершения тоже, ка­залось, не вело к каким-либо заметным переменам.

Смерть объединила Либкнехта и Розу Люксембург. В жизни, за исключением самых последних дней, у них было мало общего. Их жизненные пути весьма отлича­лись, да и по своему складу это были разные люди.

Либкнехт был одним из самых мужественных людей, когда-либо родившихся в Германии. Но его нельзя отнес­ти к крупным политическим деятелям. До 1914 г. он прак­тически не был известен за пределами СДПГ. Да и в пар­тии он не имел особого веса, неприметный сын великого отца - Вильгельма Либкнехта, основателя партии, «горя­чий, своенравный адвокат с добрым сердцем и склонно­стью к драматизму».

Он работал с молодежью, а написал книгу против ми­литаризма, за которую был осужден на полтора года за­ключения в крепости. После этого партия выдвинула его на парламентскую работу. С 1908 г. он - депутат прус­ского ландтага, а с 1912 г.- депутат рейхстага. Тогда Роза Люксембург довольно иронически отозвалась о депутате Либкнехте: «Всегда лишь в парламенте, на заседа­ниях, в комиссиях, на совещаниях, в вечной спешке, бе­готне от электрички к трамваю, из трамвая в такси, все карманы полны записных книжек, руки заняты только что купленными газетами, на чтение которых у него, ко­нечно, нет времени, с телом и душой покрытыми уличной пылью...» И даже в начале войны, пытаясь создать в пар­тии оппозиционную антивоенную группу, Роза писала: «Карл просто неуловим - носится, как облако на ветру».

Сама же Роза Люксембург с начала века считалась в Германии политической фигурой первого ранга, хотя и была втройне «чужой» - как женщина, как еврейка и как полу иностранка (она родилась в принадлежавшей России части Польши и только путем фиктивного брака приобре­ла германское гражданство). Кроме того, она, естественно, была пугалом для буржуа и также из-за своих радикаль­ных воззрений пугалом для социал-демократов. Тем не менее, она вызывала восхищение у друзей и врагов - у последних часто против их воли - многогранностью своих способностей, граничивших с гениальностью: чрезвычайно тонкий и острый интеллект, блестящий стиль письма, увлекающий ораторский дар, политическая страстность в сочетании с оригинальностью мышления. При этом она оставалась добросердечной, обаятельной женщиной. Ее остроумие, умение быть очаровательно серьезной, ее страстность и доброта заставляли забыть, что внешне она была некрасива. Поэтому одни ее любили, а другие боя­лись и ненавидели.

Она всегда была в первых рядах бойцов в спорах, кото­рые в начале XX в. велись в международном социалисти­ческом движении, достойной союзницей или противницей Бебеля, Каутского, Ленина, Жореса. А в промежутках - участие в русской революции 1905 г. и неоднократное пре­бывание в тюрьмах: за оскорбление величества, подстрека­тельство к неповиновению, оскорбление офицерского кор­пуса. Не вписывающаяся в обычные рамки, выдающаяся женщина, которая, пожалуй, до сих пор остается величай­шей женщиной нашего столетия.

Война внезапно изменила все, подобно тому, как гово­рится в «Фаусте»: «...что женщина пройдет за тысячу ша­гов, одним прыжком мужчина одолеет».

Когда началась война, неизвестный парламентарий-заднескамеечник Карл Либкнехт затмил великую Розу Люксембург и стал фигурой жирового значения не в силу каких-то свершений, отличавшихся политическим блеском или интеллектуальной оригинальностью, а просто благода­ря двум мужественным поступкам. Но это было чрезвычай­ное, непревзойденное по своей моральной силе мужество. 2 декабря 1914г. он один проголосовал в рейхстаге против одобрения второго военного займа. Только тот, кто знает, какие настроения1 господствовали тогда в Германии и в немецком рейхстаге, способен оценить, какого мужества тре­бовал этот шаг. А 1 мая 1916 г. Либкнехт начал речь во время демонстрации на Потсдамерплац в Берлине (это не была большая демонстрация - несколько сотен людей, не больше тысячи, окруженных полицией) словами: «Долой войну! Долой правительство!» Дальше ему говорить не дали. Полицейские схватили его и увели. Он исчез за сте­нами каторжной тюрьмы на два с половиной года. Но эти четыре слова по своим последствиям были важнее, чем самая длинная и блестящая речь. Когда 23 октября 1918 г. Карл Либкнехт вышел из тюрьмы, для всей Германии и далеко за ее пределами он был олицетворением протеста против войны, олицетворением революции.

Роза Люксембург вышла из тюрьмы лишь 9 ноября 1918 г. Почти всю войну она просидела за решеткой: сна­чала год по политическому приговору, вынесенному еще до войны, а затем два с половиной года как «потенциально опасная для государства личность». Эти годы она исполь­зовала для написания ставших классическими работ, по­священных критике германской социал-демократии и уро­кам большевистской революции в России. Ее голова посе­дела, но дух в полной мере сохранил блеск и независи­мость.

Теперь им двоим оставалось жить немногим более двух месяцев, тех двух месяцев, на протяжении которых вспых­нула и потерпела крушение революция в Германии.

Если спросить, какой вклад внесли Либкнехт и Роза Люксембург в драму этих двух месяцев, то он был неве­лик. Если бы их даже вообще не было, все произошло бы точно так же. Даже личности-однодневки, подобные матро­сам Артельту и Дорренбаху, оказали пусть однократное, но более сильное воздействие на ход событий, чем оба великих революционера. На подлинных главных актеров, Эберта и его команду, на «революционных старост», мат­росов, расположенные в Берлине войска, обе социалисти­ческие партии, собрания Советов, на массы с их непред­сказуемыми действиями Либкнехт и Люксембург не могли по-настоящему влиять. Либкнехт выступал несколько раз на митингах, а Роза Люксембург не сделала и этого.

Все, что они сделали в течение этих шестидесяти семи дней, может быть воссоздано вплоть до деталей. Они осно­вали и редактировали, преодолевая многие трудности и препятствия, газету «Роте фане», в которой каждый день

печатали свои передовицы. Они - безрезультатно - при­нимали участие в заседаниях и собраниях «революцион­ных старост» и берлинской организации СДПГ. Ввиду этих неудач они в конце концов решили создать собствен­ную партию, подготовили и провели Учредительный съезд КПГ, выступив на нем с основными докладами. Роза Люк­сембург была автором проекта программы партии. Впро­чем, и Учредительный съезд КПГ не принес Либкнехту и Люксембург личного успеха - по важным вопросам они остались в меньшинстве. Все это происходило в последние дни 1918 г. После этого Либкнехт начиная с 4 января 1919 г. еще участвовал на свой страх и риск в бесплодных заседаниях Революционного комитета 53-х в здании бер­линского полицей-президиума. В этот период Роза Люк­сембург одна редактировала «Роте фане». А затем была исчерпана та скупая мера жизни, которую было суждено прожить им обоим.

Если к этому прибавить участие в демонстрациях, вы­ступления на них с импровизированными речами, посто­янные дискуссии с единомышленниками, то перед глаза­ми встает картина до предела насыщенного времени, лихо­радочных и бессонных ночей. В эти оставшиеся им дни с 9 ноября 1918 г. до 15 января 1919 г. Либкнехт и Роза Люксембург работали как одержимые, на пределе своих сил. Не добились они практически ничего. Они не стали вождями большевистской революции в Германии. Они и не хотели ими быть. Роза Люксембург потому, что по принципиальным соображениям отвергала насилие, выте­кавшее из революционной концепции, и неоднократно де­лала чуть ли не торжественные заявления, что революция должна естественным и демократическим путем происте­кать из сознания пролетарских масс и что в Германии революция находится лишь в самой начальной стадии. Либкнехт потому, что был убежден: революция происхо­дит сама по себе и, собственно, уже произошла, не нуж­даясь поэтому в какой-либо организации и подталкивании. Ленин, едва вернувшись в Россию в апреле 1917 г., про­возгласил лозунг «Организация, организация и еще раз организация!». Либкнехт и Люксембург ничего не органи­зовывали. Паролем Либкнехта было «агитация». Паролем Розы Люксембург «просвещение».

И надо отдать ей должное: никто с самого начала столь прозорливо, столь откровенно и беспощадно не подвергал анализу ход революции в Германии и причины ее краха- нечестность СДПГ, разобщенность СДПГ, отсутствие кон­цепции у «революционных старост», - как это день за днем в «Роте фане» делала Роза Люксембург. Но это был хотя по-своему и великолепный, но журналистский, а не революционный подвиг. Единственное, чего добилась Роза Люксембург, - она навлекла на себя смертельную нена­висть тех, кого клеймила и разоблачала.

В полном смысле слова ненависть эта была смертель­ной, притом с самого начала. Доказуемо, что планы убий­ства Либкнехта и Розы Люксембург возникли по меньшей мере с начала декабря и с тех пор это убийство готовилось систематически. Уже в первые дни декабря по всему Бер­лину были расклеены плакаты со следующим текстом: «Рабочие, граждане! Отчизна гибнет. Спасите ее! Опас­ность грозит не извне, а изнутри - это «группа Спарта­ка». Убейте ее вожаков! Смерть Либкнехту! Тогда у вас будет мир, работа и хлеб! Солдаты-фронтовики».

Солдаты-фронтовики в то время еще не прибыли в Бер­лин. Призыв к убийству шел из другого источника.

О том, что это был за источник, позволяют судить не­которые данные. Тогдашний заместитель Вельса, военного коменданта города, некто Антон Фишер в 1920 г. заявил письменно, что в ноябре и декабре 1918 г. целью его ведом­ства был «круглосуточный поиск и преследование Либ­кнехта и Люксембург, чтобы не дать им заниматься агита­ционной и организаторской деятельностью». Уже в ночь с 9 на 10 декабря солдаты второго гвардейского полка во­рвались в редакцию «Роте фане» с намерением (в чем они позднее признались) убить Либкнехта. В ходе процесса, который проводился по поводу этого инцидента, полдюжи­ны свидетелей заявили, что уже тогда за голову Либкнех­та и Розы Люксембург было назначено вознаграждение в размере пятидесяти тысяч марок за каждого. Эта награда была обещана Шейдеманом и его близким другом Георгом Склярцем, разбогатевшим на войне миллионером.

13 января 1919 г., за два дня до подлого убийства, в «Информационном листке добровольческих корпусов в Берлине» говорилось: «Все настоятельнее высказываются опасения насчет того, что правительство может ослабить свои действия против спартакистов [!] (Прим. автора).

Как заверяют из авторитетных источников, нет наме­рения успокаиваться на достигнутом. Поэтому будут предприняты самые энергичные действия также Против глава­рей движения. Берлинцы не должны думать, что тем, кому пока удалось скрыться, будет позволено спокойно где-ни­будь отсидеться. Уже ближайшие дни покажут, что и за них взялись всерьез». В тот же день в центральном органе социал-демократов газете «Форвертс» появилось стихотво­рение со следующей заключительной строфой:

Много сотен убитых

в одном ряду - пролетарии!

Но нет среди них, нет

Карла, Розы, Радека и компании...

Несколькими днями ранее назначенный Эбертом «глав­ком гражданской войны» Густав Носке, находившийся в «Луизенштифт» в Далеме, лично отдал приказ тогда еще лейтенанту Фридриху Вильгельму фон Эртцену (что тот позднее письменно подтвердил) установить постоянное подслушивание телефонных разговоров Либкнехта и изо дня в день ежечасно докладывать о всех перемещениях Либкнехта капитану Пабсту из гвардейской кавалерий­ской стрелковой дивизии. Именно на основании этого при­каза были схвачены Либкнехт и Роза Люксембург, а Пабст стал руководителем команды убийц.

Наверняка со временем Либкнехту и Розе Люксембург стало ясно, что за ними охотятся. Примечательно - и это делает им честь, - что, несмотря на это, у них ни разу не возникла мысль покинуть Берлин. Они отказались также от личной охраны, создать которую неоднократно предла­гали их сторонники. Они полностью отдались политиче­ской и журналистской работе и не думали о личной без­опасности. Возможно, они были излишне беззаботны, по­скольку оба уже привыкли к арестам и заключению и не страшились их. Не исключено, что именно в силу своего прежнего опыта они длительное время просто не могли представить, что на этот раз речь идет об их жизни. Так, Роза Люксембург при «аресте» трогательно собрала чемо­данчик с предметами первой необходимости и любимыми книгами, которые уже не раз были с нею в тюрьме.

И все же в эти последние дни в их жизнь вторглось предчувствие смерти. За ними охотились с самого начала. За шестьдесят семь дней они почти ни разу не побывали дома. Ночевать приходилось, экономя часы сна, то в ре­дакции, то в гостиницах, то на квартирах у друзей. Но в последнюю неделю их жизни эта постоянная смена адресов приобрела новое значение - превратилась в сплошное бегство, спешку из одного ненадежного укрытия в другое, жутким образом предвосхищая судьбу затравленных до смерти евреев в третьей империи.

Редакция «Роте фане» в конце Вильгельмштрассе ста­ла ненадежным местом. Правительственные войска врыва­лись туда почти ежедневно. Одна из сотрудниц редакции, которую они приняли за Розу Люксембург, с трудом избе­жала смерти. Роза Люксембург несколько дней занима­лась работой по редактированию газеты в квартире одного врача на Галлешестор, а затем, когда ее присутствие ста­ло тяготить хозяев, в квартире рабочего в Нойкёльне. В воскресенье 12 января к ней присоединился Карл Либ­кнехт, однако через два дня, 14 января, они по телефону были предупреждены об опасности и ушли с этой квар­тиры (возможно, это был подстроенный звонок из центра, в котором планировалось убийство и из которого уже в течение нескольких дней велось наблюдение за их переез­дами, а может быть, и направлялись эти переезды). Они перебрались в свое последнее убежище - в Вильмерсдорф, неподалеку от Фербелиерплац по адресу: Мангеймер-штрассе, 53, у Маркуссона. Там утром 15 января они на­писали свои последние статьи для «Роте фане», которые, видимо, не случайно звучат как слова прощания.

Статья Розы Люксембург была озаглавлена «Порядок царит в Берлине». Она заканчивалась словами: «Вы, ту­пые палачи! Ваш «порядок» построен на песке. Уже зав­тра революция «с грохотом воспрянет» и к вашему ужасу протрубит в фанфары: я была, я есть, я буду!»

Статья Либкнехта («Несмотря ни на что!») заканчива­лась так: «Потерпевшие поражение сегодня будут победи­телями завтрашнего дня... Будем ли мы тогда еще живы или нет, будет жить наша программа; она будет господ­ствовать в мире освобожденного человечества. Несмотря

ни на что!»

К вечеру, когда Роза Люксембург прилегла, почувство­вав головную боль, а Вильгельм Пик приехал с гранками очередного номера «Роте фане», раздался звонок. У двери стоял трактирщик Меринг, пожелавший видеть г-на Либ­кнехта и г-жу Люксембург. Сначала оба велели сказать, что их нет, однако Меринг не уходил. По его зову появи­лась группа солдат под командованием лейтенанта Линднера. Они вошли в квартиру, обнаружили там тех, кого искали, и предложили им следовать за собой. Либкнехт и Люксембург собрали свои вещи и были доставлены в отель «Эден», в котором с утра этого дня размещался штаб гвар­дейской кавалерийской стрелковой дивизии. Там их уже ждали. Последующие события развивались очень быстро и могут быть изложены в нескольких словах.

В отеле «Эден» их встретили оскорблениями и побоя­ми. Либкнехт, которому прикладом в двух местах разбили до крови голову, попросил бинт, чтобы перевязать раны, но ему отказали. Тогда он попросил разрешения умыться в туалете, но ему и этого не позволили. Затем обоих арестованных привели на первый этаж в номер к капитану Пабсту, который руководил операцией. О чем был разговор у Пабста, неизвестно. Имеется лишь заявление, сделанное Пабстом во время состоявшегося позднее судебного | процесса, когда он был уличен во лжи по ряду пунк­тов. По его словам, он спросил у Розы Люксембург: «Вы г-жа Роза Люксембург?»-«Решайте, пожалуйста, са­ми». - «Судя по карточке, это вы». - «Ну, раз вы так счи­таете...»

Либкнехта, а несколько позже и Розу Люксембург по­вели или поволокли, подвергая избиениям, вниз по лестни­це и передали уже стоявшему наготове отряду убийц. Тем временем Пабст сидел в своем кабинете и составлял подробное сообщение, появившееся на следующий день во всех газетах: Либкнехт был застрелен при попытке к бег­ству во время транспортировки в следственную тюрьму Моабит, а Розу Люксембург захватила разъяренная люд­ская толпа, смявшая охрану, и увела в неизвестном на­правлении.

В действительности улица у бокового выхода из отеля, через который Карла Либкнехта и Розу Люксембург вы­вели в их последний путь, была оцеплена и пуста. На посту у этого выхода стоял егерь Рунге. Ему было при­казано размозжить голову прикладом тем, кого поведут через этот выход, - сначала Либкнехту, затем Розе Люк­сембург. Он так и сделал, однако оба страшных удара, нанесенных им, оказались несмертельными. Либкнехт, а через несколько минут и Роза Люксембург, оглушенные или полуоглушенные страшными ударами, были брошены в подъехавшие автомобили. Отрядом убийц Либкнехта командовал капитан-лейтенант Пфлюгк-Хартунг, а убийц Розы Люксембург - лейтенант Фогель.

Обе машины с интервалом в несколько минут направились в Тиргартен. У Нойензее от Либкнехта потребовали выйти из машины; затем он был убит выстрелом из писто­лета в затылок, а тело на той же машине доставлено в морг как «труп неизвестного мужчины».

Роза Люксембург сразу после отъезда из отеля «Эден» тут же в машине была убита выстрелом в висок и сбро­шена с Лихтенштейн-брюкке в Ландверканал. Оконча­тельно не установлено, что было причиной смерти - уда­ры по голове, пуля или утопление. Вскрытие трупа, всплывшего через несколько месяцев, показало, что череп­ная коробка не была расколота, а пулевое ранение, воз­можно, не было смертельным.

Почему Карл Либкнехт и Роза Люксембург подверг­лись травле и были убиты? Легенда, усердно распростра­няемая социал-демократами, утверждает, что они пали жертвой гражданской войны, которую сами же развязали. В этом, во всяком случае, что касается Розы Люксембург, нет ни слова правды. И если даже участие Либкнехта в январском заседании Революционного комитета рассмат­ривать как акт гражданской войны, то встает вопрос: как объяснить, что ничего не произошло с остальными пятью­десятью двумя участниками этого заседания? Почему Георг Ледебур, точно так же участвовавший в этом засе­дании и арестованный 10 января, был позднее оправдан судом, а травля Либкнехта началась уже в первых числах декабря, когда никто и предвидеть не мог январских собы­тий? Нет, преследование и убийство Карла Либкнехта и Розы Люксембург не было боевым действием гражданской войны. На то были иные причины.

Первой была та, что Либкнехт и Роза Люксембург, как никто другой; олицетворяли в глазах и друзей и врагов революцию в Германии. Они были ее символом, и поэтому, убивая их, убивали и революцию. К Карлу Либкнехту это относится даже больше, чем к Розе Люксембург.

Другая причина в том, что они, как никто другой, раз­глядели ту бесчестную игру, которую с самого начала вела с германской революцией ее мнимые вожди, и ежедневно во весь голос разоблачали ее. Они были квалифицирован­ными свидетелями, которых убили, так как их свидетель­ствам нечего было противопоставить. К Розе Люксембург это относится даже больше, чем к Карлу Либкнехту.

Убийство Карла Либкнехта и Розы Люксембург было убийством тех, кто превосходил своих противников муже­ством и умом, было убийством неопровержимой правды.

Кто был виновен в этом убийстве? Непосредственными исполнителями были, конечно, тогдашний капитан Пабст, | который спустя десятилетия, в 1962 г., используя закон об истечении срока давности, открыто похвалялся делом сво­их рук и его команды убийц. Конечно, они не были про­стыми орудиями преступления, тупо и равнодушно выпол­нявшими полученные приказы. Нет, они не только сознательно шли на это преступление, но и проявляли при этом рвение. Но были ли они единственными или даже главными преступниками?

Нельзя не заметить, что травля Либкнехта и Люксем­бург, открытые призывы к их убийству и подготовка к со­вершению этого преступления начались не позднее первых чисел декабря 1918 г., задолго до того, как на сцену вышли убийцы из гвардейской кавалерийской стрелковой диви­зии. Нельзя забывать о награде, обещанной тогда за голо­вы Карла и Розы, о заявлении заместителя военного коменданта Берлина, о враждебной кампании, развязан­ной не только буржуазной, но и особенно социал-демокра­тической прессой, а после того, как преступление сверши­лось, о лицемерных оправданиях Шейдемана, о холодном удовлетворении Носке. Эберт, насколько можно судить, всегда хранил гробовое молчание.

Нельзя не видеть и того неприкрытого, бесстыдного покровительства, которое оказывалось судебными и пра­вительственными органами непосредственным убийцам (большинство из них в результате превращенного в фарс разбирательства было оправдано военным судом их соб­ственной дивизии; тем же из них, кого пришлось приго­ворить к незначительным срокам за «необеспечение долж­ной охраны» и «устранение трупа», сразу же после суда дали возможность бежать). Нельзя не видеть, наконец, той реакции всего буржуазного и социал-демократического общественного мнения на это убийство, которая выражала целую гамму чувств - от молчаливого оправдания до от­крытого ликования. То была реакция сообщников-укрыва­телей, и в ней до сегодняшнего дня ничего не изменилось.

Еще в 1954 г. либеральный юрист и историк Эрих Эйк писал: «Нельзя оправдывать убийства напоминанием ста­рой пословицы «кто поднял меч, пусть от меча и погиб­нет». Слишком много кровавых преступлений было совершено единомышленниками Либкнехта и Люксембург, что­бы испытывать чересчур сильное возмущение постигшей их самих судьбой». И еще в 1962 г. «Бюллетень ведомства прессы и информации правительства ФРГ» (№27) назвал эти убийства «расстрелом по законам военного времени». Убийство 15 января 1919 г. было первым шагом, пред­вестником тысячекратных убийств в последующие месяцы власти Носке, миллионов и миллионов убийств в последу­ющие годы власти Гитлера. Оно было стартовым выстре­лом для совершения всех остальных убийств. И именно это преступление до сих пор не хотят признать как тако­вое, оно до сих пор ждет искупления и раскаяния. Поэто­му оно до сих пор взывает к небу над Германией. Поэто­му оно до сих пор, словно смертоносный луч лазера, шлет свой палящий свет.

Гражданская война

С января май 1919 г., а в отдельных местах и до середины лета в Германии бушевала кровавая граждан­ская война, результатом которой были тысячи человече­ских жертв и невыразимое чувство бесконечной горечи.

Эта гражданская война породила Веймарскую респуб­лику и определила ее злополучный исторический путь. Это она зачала также и третью империю, которая возникла позднее. Ибо она сделала раскол старой социал-демокра­тии неизлечимым, лишила оставшуюся основную часть СДПГ всякой возможности вступить в союз с левыми си­лами в будущем, обрекая ее навечно на положение партии меньшинства. Кроме того, гражданская война породила в добровольческих отрядах, которые вели и выиграли ее для социал-демократического правительства, взгляды и при­вычки, ставшие позднее господствующими в отрядах СА и СС. Нередко они вырастали из тех же отрядов добро­вольцев. Поэтому гражданская война 1919 г. была цент­ральным событием истории Германии нашего столетия. Однако она странным образом почти полностью выброше­на, вытравлена из исторической картины. На то есть свои причины.

Одна из них - просто стыд. Все участники стыдятся роли, которую они сыграли в гражданской войне. Потер­певшим поражение революционерам стыдно того, что они не совершили никаких славных деяний, не одержали даже частичных побед, не сумели достойно погибнуть. Прояви­лись лишь полная неразбериха, нерешительность, несосто­ятельность тысячи безымянных страданий и смертей. Но и победителям стыдно. Они образовали странную коали­цию - из социал-демократов и будущих нацистов. Как те, так и другие партнеры этой противоестественной коали­ции не испытывали впоследствии желания признаться в со­деянном: социал-демократы - что они взяли к себе на службу тех, кто предвосхитил головорезов из СА и СС, стал для них образцом, и натравили этих будущих наци­стов на своих единомышленников, нацисты - что позволи­ли социал-демократам завербовать себя и под их руковод­ством узнали вкус крови. История охотно умалчивает о тех событиях, которые вызывают чувство стыда у всех ее участников.

Но есть еще одна причина, объясняющая исчезновение гражданской войны 1919 г. из истории Германии и памяти немцев: эта война не дает материала для интересных «ис­торий», в ней нет ничего, что могло бы лечь в основу увле­кательного повествования, - ни драмы с напряженным развитием действия и запоминающимися кульминацион­ными моментами, ни захватывающей борьбы между до­стойными противниками. Кровавая волна лениво катилась по Германии, так и не охватив сразу всю страну. Стоило затоптать чадящий огонь в одном месте, как он вспыхивал где-то еще. Все началось в первых числах февраля на по­бережье Северного моря, где центром стал Бремен, затем, в середине февраля, главный театр войны неожиданно оказался в Рурской области, в конце февраля - в Тюрин­гии и Средней Германии, в начале и середине марта - в Берлине, в апреле - в Баварии, в мае - в Саксонии. В промежутках были крупные локальные события вроде боев в Брауншвейге и Магдебурге, а также бесчисленные мелкие столкновения, сохранившиеся лишь в местных хрониках: путаная, бесформенная череда разрозненных больших и малых сражений, боев и убийств.

Притом всякий раз с самого начала было ясно, чем все это кончится, все развивалось по одной и той же схеме, по­вторяясь с бесконечной монотонностью. Пять-шесть меся­цев гражданской войны 1919 г. так же трудно поддаются конкретному описанию, как и пять-шесть дней революции в ноябре 1918 г., копией которых они были. Тогда повсюду в Германии с небольшими местными отклонениями повторялась одна и та же картина, так было и сейчас; тогда беспрепятственная победа революции, теперь не беспре­пятственное, но неодолимое победное шествие контррево­люции. Разница была лишь в том, что тогда, в ноябре, события развивались с бешеной скоростью, а теперь двига­лись с мучительно медленной методичностью; тогда было пролито немного крови, а теперь она лилась потоками; тогда революция была стихийным, лишенным руководст­ва действием самих масс, которому с величайшим нежела­нием подчинились социал-демократические лидеры, позво­лившие поставить себя у власти, в то время как теперь контрреволюция была систематической, узаконенной, во­енной акцией, осуществляемой по приказу тех же социал-демократических лидеров.

И в этом нет никаких сомнений: инициатива в развя­зывании гражданской войны, принятие решения об этом и тем самым - если мыслить в этих категориях - «вина» за гражданскую войну принадлежит руководству социал-де­мократической партии, в особенности Носке и Эберту. Конечно, другая сторона иногда давала им повод для на­падения, но далеко не всегда. После январских событий в Берлине была только еще одна «вторая волна» револю­ции - Мюнхен в апреле, в остальном же Эберт и Носке с начала и до конца вели наступление. Для того чтобы по­нять происшедшее, надо, прежде всего, представить себе ход их мыслей.

При этом не стоит тратить много времени на Носке. Носке был примитивным насильником, признававшим в политике лишь простейшую формулу «друг.или врагами соответственно действовавшим простым методом: бить лю­бого врага, в любое время и всеми имеющимися средства­ми. Его последующие заявления, как и его дела, показы­вают, что это был человек неспособный к разносторонним оценкам, влюбленный в насилие, по своему складу он больше подходил национал-социалистам, чем социал-демо­кратам. Однако Носке не был «мозговым центром» граж­данской войны. Он был лишь правой рукой - или правым кулаком - Эберта. Именно Эберт та фигура, которая по­зволяет что-то понять.

Эберт не был нацистом, даже в своем подсознании, и не был лишен аналитических способностей. Он искренне считал себя социал-демократом и по-своему даже другом рабочих. Его цели были целями предвоенной СДПГ, сформулированными его предшественниками: парламентаризация и социальная реформа. Но он не был революционе­ром. Революцию он считал «излишней» (его любимое сло­вечко) и незаконной. Он ненавидел ее «как грех». Все, че­го он действительно всегда хотел, было достигнуто в ок­тябре 1918 г., когда кайзер даровал власть парламенту и социал-демократы вошли в правительство. Все, что приба­вил к этому ноябрь 1918 г., было в его глазах глупостью, недоразумением и безобразием. А то, что он сам был вы­нужден на словах высказываться в поддержку революции, делало ее в его глазах еще менее привлекательной.

Эберт никогда не испытывал угрызений совести из-за того, что предал революцию, он скорее обижался на нее за то, что временами она вынуждала его вести двойную игру. Если он и испытывал угрызения совести, то только по отношению к старому строю, поскольку он какое-то время вынужден был строить из себя революционера. Но обстоя­тельства были сильнее и вынуждали его к притворству. Ему пришлось вступить в союз с «независимыми» и пойти на то, чтобы его власть была узаконена Советами, играть роль «народного уполномоченного». Все это было очень не­приятно, но не имело значения в его глазах. В душе он все время оставался наместником старого государства и старого парламентского большинства.

После того как 19 января 1919 г. выборы в Националь­ное собрание восстановили это прежнее большинство, су­ществовавшее в рейхстаге (СДПГ -38%, Центр-19, немецкая демократическая партия- 18%), Эберт вновь ощутил твердую почву под ногами. Благодаря этим выбо­рам для него все, что произошло между 9 ноября и 19 ян­варя, перестало существовать. Все революционные учреж­дения, возникшие в этот период, в особенности рабочие и солдатские Советы, потеряли в его глазах всякое право на существование, и он просто не мог понять, как они сами этого не видят. Но они, естественно, не видели этого, и по­этому, как он ни сожалел, их пришлось устранить с помо­щью силы. Эта совершенно искренняя, хотя и крайне субъ­ективная позиция Эберта стала причиной гражданской войны в Германии.

Насколько твердо Эберт был убежден в этом, видно на почти гротескном примере. Номинально высшим револю­ционным государственным органом, назначавшим, в част­ности, и правительство «народных уполномоченных», был Центральный Совет рабочих и солдатских Советов, из­бранный Всегерманским съездом Советов в Берлине. Этот Центральный Совет был образцом кротости и безынициа­тивности. Он состоял только из представителей СДПГ, ни разу не оказал Эберту даже малейшего сопротивления и активно помог ему удалить представителей НСДПГ из пра­вительства. После выборов он был готов передать свои полномочия Национальному собранию. Но даже этого Эберт ему не позволил, заявив, что передавать больше не­чего. Поскольку теперь избрано Национальное собрание, сказал Эберт, Центральный Совет должен просто помалки­вать, собрать вещички и исчезнуть. Из-за этого возник первый, и единственный серьезный конфликт между Эбертом и Центральным Советом, который, лишившись всякой власти, еще какое-то время влачил призрачное существо­вание. Этот гротескный эпизод, не имеющий политическо­го значения, проясняет политическую позицию Эберта: по его мнению, выборы в Национальное собрание, которое со своей стороны вскоре избрало его, Эберта, временным рейхспрезидентом, создали новую законность, являвшую­ся преемницей старой, существовавшей в октябре 1918 г. Все, что было между ними, стало сейчас, если уже не рань­ше, незаконным. Притом констатация этого имела обрат­ную силу. Революция была аннулирована в юридическом смысле. Теперь ей оставалось любезно самоликвидировать­ся и в фактическом плане. Рабочие и солдатские Советы должны были исчезнуть. Эберт искренне верил, что все это само собой разумеется.

Но Советы существовали и, естественно, смотрели на вещи совсем иначе. Для них революция не была аннулиро­вана ни в юридическом смысле, ни фактически. Для них она оставалась все еще единственным источником новой законности. «Мы можем приказать «народным уполномо­ченным» уйти, а не они нам», - так рассуждал даже крот­кий Центральный Совет, а местные Советы, в руках ко­торых повсюду все еще находилась власть на местах, сна­чала были склонны отвечать на требование Эберта горь­ким смехом. Они чувствовали поддержку рабочих масс. Эти массы большей частью состояли из демобилизованных солдат, которые еще не забыли войны, и почти у каждого из них дома была винтовка. Оружия и патронов сразу по­сле войны в Германии было в избытке. Кто осмелился бы приказать победоносному вооруженному народу разойтись по домам, словно группе школьников после глупой продел­ки? Позднее председатель лейпцигского рабочего Совета Курт Гейер писал печально и самокритично: «Обладание властью на местах полностью затемнило радикальным мас­сам понимание действительного соотношения сил в стра­не».

Но не только «радикальные массы», сами Советы, вклю­чая участвовавших в них умеренных представителей СДПГ, совершенно не понимали, как можно было вдруг объявить революцию не состоявшейся. Конечно, теперь было Национальное собрание, выборы в которое были про­ведены по решению самого съезда Советов. Но, принимая такое решение, съезд и не помышлял ликвидировать этим революцию. Наоборот, в глазах Советов Национальное со­брание был обязано своим существованием только реше­нию съезда Советов о выборах, которое и придавало собра­нию законный характер. У него были совершенно кон­кретные задачи: принять конституцию и издавать законы, утверждать бюджет, контролировать деятельность правительства. Но отнюдь не имелось в виду делать его всесиль­ным, тем более оно не могло аннулировать революцию. Советы по-прежнему считали себя законными государст­венными органами, созданными революцией и существо­вавшими рядом с ним так же, как прежде рядом с кайзе­ровским рейхстагом имелись органы власти земель и об­щин. Ведь до ноября 1918 г. существовал избранный на основе всеобщих выборов парламент в государстве, кото­рое было классовым государством. Так должно было оста­ваться и теперь, и только вместо дворян и богачей рево­люция сделала господствующим классом рабочих и солдат. Так представляли себе положение Советы. Солдатские Советы все еще претендовали на осуществление дисципли­нарной власти в войсках, а рабочие Советы все еще счита­ли себя - в силу революционного права - решающим руководителем государственного аппарата. И когда это положение стали оспаривать, был поставлен вопрос о власти.

Наиболее ясно это высказал Носке.21 января он заявил на заседании кабинета; «Правительству необходимо придать авторитет путем создания средств власти. В тече­ние недели были сформированы войска численностью двадцать две тысячи человек. По этому несколько изменился

тон разговора с солдатскими Советами. Прежде солдатские Советы были фактором власти, а теперь этим фактором стали мы . В тот же день Носке пригрозил представителям солдатского Совета 7-го армейского корпуса в Мюнстере, заявившим протест против восстановления знаков раз­личия в армии и вербовки в добровольческие отряды: «Вы неправильно понимаете полномочия вашего солдатского Совета. В ближайшие дни мы заставим вас это понять. Все будет по-другому! Правительство не собирается терпеть ваших действий и вмешается, как оно уже сделало это в других местах». Последняя фраза явно была намеком на январские события в Берлине и убийство Либкнехта и Розы Люксембург.

И правительство действительно вскоре «вмешалось» - сначала в Бремене, затем в Рурской области, потом в Тю­рингии и т. д. В начале февраля гражданская война по­степенно распространилась по всей Германии. Поводы для вмешательства были различными. В большинстве случаев они имели непосредственно военный характер; саботаж вербовки в добровольческие отряды, отказ солдатских Со­ветов восстановить знаки различия и воинского привет­ствия (они ссылались при этом на решение Всегерманского съезда Советов, которое Эберт и Носке практически отменили уже 19 января), иногда забастовки или волне­ния на местах.

В действительности же речь повсюду шла об одном - о существовании рабочих и солдатских Советов и тем са­мым о законности революции. Генерал Меркер, команду­ющий ландъегерским корпусом, который по велению Нос­ке стал «покорителем городов», заявил об этом вполне откровенно: «В борьбе правительства против леворадикалов речь шла исключительно о сохранении политической власти. Ради этой чисто политической цели были исполь­зованы войска как средство власти для стабилизации внут­ренней политики. Однако слабость правительства не позво­ляла открыто заявить об этом. Оно боялось четко опреде­лить свою позицию и признать, что добровольческие отря­ды служат для ликвидации власти Советов там, где она еще сохранялась. В конечном счете только это имело зна­чение. Правительство нашло выход из положения, делая вид, будто поводом для вмешательства являются военные дела. Мне была не по душе эта нечестность. Я увереннее чувствовал бы себя перед руководителями рабочих, если бы мог прямо заявить им: «Мое прибытие означает борьбу против власти Советов, к которой вы стремитесь, и про­тив господства вооруженного пролетариата».

Меркер был крайне консервативным, даже реакцион­ным офицером, но офицером старой школы, привыкшим к дисциплине и послушанию, а его ландъегерский корпус, по крайней мере, в гражданской войне 1919 г., был в из­вестном смысле лоялен и надежен в отношении правитель­ства. Этого нельзя сказать о большинстве других добро­вольческих отрядов, которые в лихорадочной спешке фор­мировались за месяцы гражданской войны. К ее концу насчитывалось шестьдесят восемь официальных добро­вольческих отрядов, в которых, по данным Носке, состояло почти четыреста тысяч человек. Каждый из бойцов давал клятву верности своему командиру, то есть, по словам Носке, соблюдался почти тот же ритуал, «как и во время Валленштейна». Самое примечательное, что ни Эберт, ни Носке ничего особенного в этом не видели, во всяком слу­чае, не находили причин для беспокойства. Еще большее удивление, чем беспощадная жестокость, с которой они подавляли революционеров, приведших их к власти, вызы­вает та близорукость и беззаботность, с которой они воо­ружили своих смертельных врагов справа и приучили их к вкусу крови.

Ведь в том, что касалось политических взглядов подав­ляющего большинства командиров этих добровольческих отрядов и их солдат, с самого начала не могло быть ни малейших сомнений. «Было бы крайним преувеличени­ем, - писал тогдашний лейтенант гвардейской кавалерий­ской стрелковой дивизии фон Эртцен, - утверждать, буд­то офицеры, находившиеся в отеле «Эден», испытывали симпатию к членам правительства того времени». Это дей­ствительно было бы преувеличением. Так, полковник Рейнгард - позднее командир этой дивизии, приобретший известность в качестве «освободителя» или, вернее, палача Берлина, - еще в рождественские дни 1918 г. говорил о «социал-демократическом шабаше ведьм», а позднее в об­ращении к своим войскам назвал правительство, на служ­бе которого они состояли, «отребьем». Командир «Сталь­ного отряда» капитан Генглер 21 января 1919 г. записал в дневнике о правительстве Эберта: «Придет день, когда Я рассчитаюсь с этим правительством и сорву маску со всей этой жалкой, подлой своры». Подполковник Гейнц, другой известный командир добровольческого отряда, заявил спустя пару месяцев: «Это государство, порожденное мятежом, всегда будет нашим врагом независимо от того, кто будет его возглавлять и какая конституция будет при­нята... За империю! За народ! Война правительству! Смерть демократической республике!» А фон Гейдебрек, тогда командир добровольческого отряда «Оборотень», а затем один из высших руководителей СА и, в конце концов, вместе со своим начальником Ремом расстрелянный Гитле­ром 30 июня 1934 г., говорил: «Война государству Вейма­ра и Версаля! Война ежедневно и любыми средствами! Насколько я люблю Германию, настолько я ненавижу рес­публику 9 ноября!»

Так думали командиры тех четырехсот тысяч человек, которых вооружили и направили против рабочих Эберт и Носке, которым они доверили защиту буржуазной респуб­лики, а также собственную судьбу. Что касается Носке, который, в сущности, имел с ними немало общего и в тече­ние последующего года порой носился с мыслью, чтобы с их помощью стать диктатором, это еще в какой-то степени понятно. Что же касается Эберта, то у него проявились поразительные ограниченность и тупость. Ведь Эберт меч­тал не о государстве эсэсовцев, а о буржуазно-парламент­ской демократии, совместном правлении социал-демокра­тов и средней буржуазии, о спокойствии, порядке и поря­дочности, о государстве средних слоев, в котором учиты­вались бы также и интересы рабочих. И для того, чтобы создать его, он спустил на рабочих дикую свору, которой уже тогда были присущи почти все черты будущих голо­ворезов СА и СС, многие из которых позднее лично сыгра­ли роль в захвате Гитлером власти. Кроме Гейдебрека, в хронике гражданской войны 1919 г. всплывают уже, на­пример, имена Зельдте и фон Эппа, из которых один позд­нее стал министром в правительстве Гитлера, а другой - его наместником в Баварии.

Совершенно очевидно, что Эберт не мог постичь сущ­ности этих предшественников нацизма. Он видел справа от себя лишь вежливых, культурных, состоятельных лю­дей, и у него никогда не было иной цели, кроме как до­биться, чтобы и он, и его СДПГ были признаны этими людьми в качестве равноправных партнеров, способных к совместному правлению. А разве эта цель не была достиг­нута с октября 1918 г.? Разве сам Людендорф не признал в конце концов и даже не приказал (хотя, к сожалению, лишь в час поражения) осуществить парламентаризацию с участием социал-демократов в правительстве, к чему Эберт стремился на протяжении всей войны? Что это могло быть ловушкой, подобная мысль ни разу не возник­ла у Эберта, как и мысль о том, что революция, которая в ноябре укрепила тылы созданого в октябре правитель­ства, была его единственным шансом вырваться из этой ловушки. Он видел лишь почетное поручение стать спаси­телем буржуазного государства в час беды. Этому пору­чению он в душе всегда оставался верея и не ждал справа ничего, кроме благодарности. Единственными врагами справа, как он считал, могли быть монархисты (монархию он, к сожалению, уже не мог спасти), но бойцы доброволь­ческих отрядов монархистами отнюдь не были. То, к чему они стремились, за что боролись и даже убивали, было всем, чем угодно, но не монархией! Это было нечто такое, что лишь позднее было облечено в слова, и сделал это человек, который был тогда еще мелким шпиком бавар­ского рейхсвера в Мюнхене.

Его дух, позднее нашедший свое выражение в концен­трационных лагерях и командах смерти, уже в 1919 г. овладел, еще не будучи ясно выраженным, войсками контр­революции, которую призвал Эберт и возглавил Носке. Революция 1918 г. была добродушной, контрреволюция - жестокой. Можно признать, что ей пришлось драться за свою победу, в чем не было нужды у революции, и что дру­гая сторона тоже допускала случаи жестокости и грубо­сти, без чего не обходится ни одна, гражданская война. Но бросаются в глаза два моментам. Почти повсюду дис­циплинированные и хорошо вооруженные правительствен­ные войска с самого начала намного превосходили набран­ные в спешке и вооруженные лишь винтовками рабочие отряды местных Советов, и поэтому уже в боях потери были весьма неравными. Кроме того, действительно ужас - полевые суды, массовые расстрелы без суда, пыт­ки и избиения, - как правило, начинался уже после побе­ды правительственных войск, когда им нечего было боять­ся и можно было свирепствовать без помех. Во многих городах Германии творились в то время страшные дела, хотя об этом и не сообщает ни один учебник истории.

Правда, не для всех контрреволюция была ужасом, не­которые видели в ней спасение и избавление. Если в рабо­чих кварталах захваченных добровольческими отрядами городов царил страх или скрытая ярость, на занятых с боем улицах не было ни души, а офицеры, в одиночку по­являющиеся на «оккупированной территории», рисковали подвергнуться нападению и линчеванию, то в районах, где жила буржуазия, «освободителей» встречали с благодар­ностью и восторгом: пиво, шоколад, сигареты, девушки, посылающие воздушные поцелуи, и дети, размахивающие черно-бело-красными флажками. Эта гражданская вой­на, как и другие гражданские войны, была войной классов. Своеобразие состояло лишь в том, что войну против рабо­чего класса в данном случае вело социал-демократическое правительство.

Как и всякая гражданская война, эта война по мере своего развертывания вызывала эскалацию террора. Вна­чале в Бремене и Средней Германии все обошлось еще сравнительно сносно. В Рурской области, где стихийные бои продолжались в течение нескольких педель после окончания главных боев в феврале, уже имело место мно­го отвратительных эпизодов. Ужасное произошло в Бер­лине, где в марте войска Носке под командованием пол­ковника Рейнгарда перешли в наступление, имея в виду двойную задачу: захват рабочих кварталов на востоке и севере города, до которых не дошли руки в январе, и разо­ружение ненадежных частей берлинского гарнизона, участ­вовавших в ноябре в революции. Здесь в первую очередь речь шла о Народной морской дивизии. Чудовищный эпи­зод из этой главы революции вошел во все учебники исто­рии. Когда матросы Народной морской дивизии явились по вызову и без оружия в административное здание на Францёзишештрассе, чтобы получить увольнительные до­кументы и причитающееся денежное довольствие (в На­родной морской дивизии всегда в той или иной форме вставал вопрос о жалованье), тридцать из них без всякого основания и предупреждения были схвачены, выведены во двор, поставлены к стенке и расстреляны.

Но эти тридцать матросов были лишь частицей тех, кто был казнен в Берлине. Носке, безусловно, не преувеличи­вая, считает, что их было «около тысячи двухсот». Он сам отдал безжалостный приказ: «Каждый, кто будет задержан с оружием в руках в борьбе против правительственных войск, должен быть немедленно расстрелян». Полковник Рейнгард дал этому приказу еще более широкое толкова­ние: «Все жители домов, из которых велась стрельба по 174

войскам, должны быть выведены на улицу независимо от того, признают они себя виновными или нет. В их отсут­ствие в домах должны проводиться обыски. Подозритель­ные личности, у которых будет найдено оружие, подле­жат расстрелу». Следует представить себе перенаселенные рабочие казармы на востоке Берлина. О том, что в соответ­ствии с этим приказом происходило 11, 12 и 13 марта 1919 г. на улицах в районе Александерплац и Берлин-Лихтенберга, имеются свидетельства, о которых лучше умолчать.

Уже во время мартовских боев в Берлине в отдельных местах отчаяние вело к безнадежному сопротивлению с такой степенью озлобленности, которая до этого не встре­чалась в ходе гражданской войны в Германии. Но мартов­ские бои в Берлине еще не были апогеем этой кровавой войны. Им месяцем позже стал Мюнхен.

Свои юношеские годы Либкнехт проводит за научными штудиями и в 1897 году получает степень доктора юридических наук в старейшем Вюрцбургском университете Германии. Роза Люксембург, поступив в женскую гимназию в Варшаве, напротив, сразу же начинает заниматься революционной деятельностью, став активным участником польской подпольной организации «Пролетариат». Спасаясь от преследования властей, она эмигрирует в Швейцарию, присоединяясь к сформировавшимся там марксистским революционным кружкам. Понимая важность наличия всестороннего образования, она поступает в Цюрихский университет, где изучает политическую экономию, право и философию, и, кроме того, продолжает заниматься революционной пропагандой среди студентов.

Крестными родителями Либкнехта были Карл Маркс и Фридрих Энгельс

Активная политическая деятельность Розы Люксембург начинается в 1890-е годы, когда она становится одним из основателей Социал-демократической партии Королевства Польского и Литвы и берет на себя руководство ее печатным органом — газетой «Справа роботнича». В 1898 году Люксембург переезжает в Германию, причем для получения немецкого гражданства она вынуждена была вступить в фиктивный брак.

Карл Либкнехт и Роза Люксембург

Образ Розы Люксембург органично сформирован как из ее политической деятельности, так и из знаменитых перипетий ее биографии и конфликтов в личной жизни. Спустя несколько лет после переезда, окунувшись в волнительную жизнь немецких революционеров, Роза Люксембург становится близкой подругой главной феминистки Германии Клары Цеткин, и, более того, с 1907 года начинается ее роман с сыном Цеткин, Константином. Он посетил ее выступление на съезде Второго интернационала, а она приняла его приглашение стать наставником в изучении марксизма.

Роза Люксембург критиковала большевиков за однопартийную систему

Увы, этому союзу не суждено было продлиться, а больше в брак Люксембург так и не вступила. Кстати, и Клару Цеткин, и Розу Люксембург вдохновили на революционную деятельность мужчины: Клара в 25 лет встретила в Париже Осипа Цеткина, высланного из Германии, а Роза в 18 лет была очарована социалистом Лео Йогихесом, носящего революционный псевдоним Ян Тышка. Мечтательная, хорошо образованная Роза писала своему возлюбленному чудесные, полные лиризма и романтики письма: «Если мне когда-нибудь захочется снять с неба пару звезд, чтобы подарить кому-нибудь на запонки, то пусть не мешают мне в этом холодные педанты и пусть не говорят, грозя мне пальцем, что я вношу путаницу во все школьные астрономические атласы».

Клара Цеткин и Роза Люксембург

Важнейшим пунктом социально-политической программы Карла Либкнехта стало представление о милитаризме как важнейшем оплоте капитализма, что влекло за собой настойчивые антивоенные требования, которые должны были стать кирпичиком в крепости будущего мирового интернационала рабочих. Либкнехт в 1907 году стал одним из основателей «Социалистического интернационала молодежи» — одного из крупнейших социалистических и социал-демократических молодежных организаций, в состав которой до сих пор входят представители из более чем 100 государств мира. Знаменит лозунг Либкнехта — «Главный враг в собственной стране!». Так, уже в самый разгар Первой мировой войны в 1915 году немецкий политический мыслитель обосновал и поддержал тезис о «превращении империалистической войны в гражданскую», обратившись к слушателям с призывом обратить оружие против своих классовых врагов внутри кайзеровского государства. Революционный призыв «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» был произнесен Либкнехтом 1 мая 1916 года во время демонстрации на Потсдамской площади в Берлине. За участие в шествии и, как бы сейчас сказали, «экстремистские высказывания» его приговаривают к 4 годам и 1 месяцу заключения в тюрьме в Люккау, но в 1918 году он получает амнистию.

Карл Либкнехт

Само название «Союза Спартака» — созданной в 1916 году Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург марксистской организации, вошедшей впоследствии в «Коммунистическую партию Германии», — напрямую адресует к персонажам античной истории, герои которой стали неотъемлемой частью не только германской, но и большевистской пропаганды. С легкой руки Ленина фигура Спартака приравнивалась к праведному мученику, погибшему в ходе справедливой войны «для защиты порабощенного класса». Организация Либкнехта и Люксембург выпускала материалы, рассказывающие о целях и задачах движения и, само собой, так или иначе трактовали его название. Если для Люксембург древнеримский Спартак уже стал просто символом, не нуждаясь в реальном прототипе, то Либкнехт подчеркивал особую актуальность фигуры восставшего гладиатора в годы Первой мировой войны, что стимулировало дополнительные исследования, посвященные спартаковскому восстанию и его последствиям. Апогеем мифологизации образа Спартака стала книга Ф. Ридли 1919 года, посвященная памяти Либкнехта и Люксембург. Заканчивая свою работу, автор писал, что в ее основе «картина единой системы революций от древности до нового времени, мысленный пантеон революционных освободителей, погибших за человечество, обозначив крайними вехами Спартака и Розу Люксембург». Так, античный герой зачислялся в ряды предшественников современного интернационального революционного движения, не знающего различий в национальностях, исторических обстоятельствах или условиях становления.

Особого внимания заслуживает сформулированная Розой Люксембург в брошюре Юниуса историческая альтернатива — социализм или варварство, которая навязывала кардинальный выбор: гибель культуры или переход к социалистическому способу производства. Подобные эсхатологические мысли о конце привычного и устоявшегося европейского способа жизни не раз выдвигались философами и культурологами на рубеже веков. Одни, как Освальд Шпенглер, смотрели на «закат Европы» с надеждой на неминуемое начало грядущего циклического обновления. Другие, как Хосе Ортега-и-Гассет, опасались возможного «восстания масс». Что бы ни происходило на протяжении бурного XX столетия с европейской культурой и политикой, предречения о ее закате или конце продолжают звучать (например, из уст американского философа Фрэнсиса Фукуямы), причем как раз-таки с некоторой оглядкой на фаталистические мысли Розы Люксембург столетней давности.

В немецком издании работ Розы Люксембург 2800 писем

«Красная» Роза, безусловно, входит в число наиболее значимых деятелей социал-демократического и коммунистического движения начала XX века. Она талантливый оратор и политический агитатор, активно участвует в заседаниях и конгрессах Второго и Третьего интернационала, возглавляет леворадикальную оппозицию. Кроме того, Люксембург известна и как теоретик революционного марксизма: ее работа «Накопление капитала» содержит ряд утверждений и выводов, которые легли в основу целого направления в экономической мысли, носящего ее имя — люксембургианство. Находясь в тюрьме, Люксембург продолжала агитационную работу, конспиративно посылая из заключения подписанные псевдонимом «Юниус» брошюры и воззвания к рабочим, одно из которых — «Кризис социал-демократии» — произвело неизгладимое впечатление на Ленина. Кстати, если в период до осуществления Октябрьского большевистского переворота 1917 года Роза Люксембург зачастую поддерживала идеи Ленина, то уже в сентябре 1918 года в брошюре под названием «Русская революция. Критическая оценка слабости» она предсказала, к чему может привести подавление политических свобод ленинской «диктатурой пролетариата»: «…действительно руководит только дюжина наиболее выдающихся людей и только отборная часть рабочего класса время от времени собирается на собрания для того, чтобы аплодировать речам вождей и единогласно одобрять предлагаемые резолюции. Таким образом — это диктатура клики, несомненная диктатура, но не пролетариата, а кучки политиканов».

Любопытен в этой связи эпизод из очерка Максима Горького «Ленин». Повествователь рассказывает историю из своей жизни, как у видного деятеля Коммунистической партии Парвуса была доверенность на сбор гонорара с театральных показов пьесы «На дне». Собрав огромную сумму денег в 100 тысяч марок, Парвус прислал отчетное письмо, в котором сообщил, что потратил все собранные средства на путешествие с одной барышней по Италии, к чему руководство партии отнеслось снисходительно. Из чувства такта Горький не назвал имени красивой дамы, но для партийных руководителей не было тайной, что в очерке шла речь о Розе Люксембург. Вероятно, именно поэтому язвительный и ироничный Троцкий окрестит ее затем «Дульсинеей Революции».

Фото с Амстердамского конгресса 1904 года. Роза Люксембург, Карл Каутский, Виктор Адлер, Георгий Плеханов и другие

Убийство Либкнехта и Люксембург зимой 1919 года вызвало широкий общественный резонанс, в том числе и со стороны руководителей Советского государства. Так, Троцкий произносит патетическую речь на заседании Петроградского Совета, возводя погибших немецких революционеров в пантеон коммунистических мучеников: «Вас уже нет в кругу живущих, но вы присутствуете среди нас, мы ощущаем ваш могучий дух, мы будем бороться под вашим знаменем, наши боевые ряды будут овеяны вашим нравственным обаянием! И каждый из нас клянется, если придет час, и потребует революция — погибнуть, не дрогнув, под тем же знаменем, под которым погибли вы, друзья и соратники, Роза Люксембург и Карл Либкнехт!» К слову сказать, эту верность заветам первых Интернационалов Троцкий сохранит вплоть до 1927 года, когда, представ перед судом партии, изгонявшей его из своих рядов, он тоже вспомнит о выдающихся революционерах, но уже в ином, оправдательном ключе: «Я утверждаю, что никогда не расходился с большевизмом больше, чем Роза Люксембург и Карл Либкнехт — в тех вопросах, что они расходились с большевизмом. Пускай кто-нибудь посмеет сказать, что они были меньшевиками».

…И УМЕРЛИ В ОДИН ДЕНЬ

ЛИБКНЕХТ КАРЛ ЛЮКСЕМБУРГ РОЗА

Карл Либкнехт - основатель Коммунистической партии Германии. Призывал к свержению правительства, ведущего войну. Вместе с Розой Люксембург основал газету «Rote Fahne». Зверски убит.

Роза Люксембург - одна из лидеров польской социал-демократии, леворадикального течения в германской социал-демократии и 2-м Интернационале. Одна из основателей Коммунистической партии Германии. Выступала против милитаризма. Зверски убита.

«Они жили долго и счастливо и умерли в один день» - так представлял себе идеал семейного счастья писатель Александр Грин. Его слова вполне можно отнести к одной из знаменитейших супружеских пар XX века - Карлу Либкнехту и Розе Люксембург. Впрочем, вряд ли романтик Грин счел бы двойную смерть от руки убийц приемлемым сюжетом для какого-нибудь из своих творений… Равно как и супружество, основанное на революционной борьбе, - а ведь Карл и Роза были не просто супругами, но и соратниками, «горячо преданными делу революции и лучшим силам германского пролетариата».

Карл Либкнехт и Красная Роза прошли тюрьмы, долгое время находились на нелегальном положении - и стали лидерами левого крыла германской социал-демократии, основали Коммунистическую партию Германии. Они возглавили Германскую революцию 9 ноября 1918 г. - и вскоре демократическое правительство объявило награду за их головы в 100 000 марок. 15 января 1919 года Карл и Роза были схвачены и расстреляны, причем руководил убийцами будущий глава нацистской разведки Канарис. Труп Розы бросили в канал и выловили только месяц спустя. В Советском Союзе ее именем называли заводы, улицы, пароходы; ивто же время ее работы не издавались, а «люксембургианство» было объявлено одной из партийных ересей. Лишь в 1923 г. появились первые переводы трудов революционерки на русский язык.

Вот как отзывался о Либкнехте и Люксембург Лев Троцкий:

«...Эти два борца, столь различные по натуре и столь близкие в то же время, дополняли друг друга, шли неуклонно к общей цели, нашли одновременно смерть и совместно входят в историю. Карл Либкнехт представлял собой воплощение несгибаемого революционера. Вокруг его имени создавались. неисчислимые легенды. В личной жизни Карл Либкнехт был воплощением доброты, простоты и братства. Это был обаятельный человек, внимательный и участливый. Можно сказать, что его характеру свойственна была почти женственная мягкость, а наряду с ней его отличал исключительный закал революционной воли, способность бороться во имя того, что он считал правдой, до последней капли крови.

Имя Розы Люксембург менее известно. Но это была фигура отнюдь не меньшая, чем Карл Либкнехт. Маленького роста, хрупкая, болезненная, с благородными чертами лица, с прекрасными глазами, излучавшими ум, она поражала мужеством своей мысли. У нее было много врагов! Силой своей логики, могуществом своего сарказма она заставляла молчать самых заклятых своих противников. Силою теоретической мысли, способностью обобщения Роза Люксембург на целую голову превосходила не только противников, но и соратников. Это была гениальная женщина. Ее стиль - напряженный, точный, сверкающий, беспощадный - был и останется навсегда верным зеркалом ее мысли.

Либкнехт не был теоретиком. Это был человек непосредственного действия. Натура импульсивная, страстная, он обладал исключительной политической интуицией, чутьем массы и обстановки, наконец, несравненным мужеством революционной инициативы. Анализа внутренней и международной обстановки. можно и должно было ждать прежде всего от Розы Люксембург. Призыв к непосредственному действию. к вооруженному восстанию исходил бы. отЛибкнехта».

Карл Либкнехт не мог не стать социалистом - у него не было ни малейшего шанса избежать политической стези. Отец Карла, Вильгельм Либкнехт, был известнейшим политическим деятелем Германии, социалистом. В 1848 г. он за свои взгляды попал в тюрьму, откуда через год бежал и нелегально пересек границу. Тогда он сблизился с К. Марксом и, вернувшись в Германию в 1862 г., занялся активной пропагандой марксизма, стал одним из основателей Социал-демократической партии Германии и даже депутатом рейхстага. В 1872 г. Вильгельм Либкнехт снова был осужден по обвинению в государственной измене, а после выхода из заключения продолжил свою политическую деятельность.

В 1871 г. у Вильгельма родился сын, получивший имя в честь Карла Маркса. Именно «Д-р Карл Маркс из Лондона, Фридрих Энгельс, рантье в Лондоне» значатся в приходской книге «восприемниками» новорожденного. Маркс и в самом деле стал духовным отцом Либкнехта-младшего, жизненный путь которого был определен уже с колыбели. Карл Либкнехт во многом повторил судьбу отца - сидел в тюрьмах, обвинялся в государственной измене, воглавлял партию.

Карл учился в университетах Лейпцига и Берлина, получил юридическое образование и стал адвокатом. В возрасте 29 лет он вступил в ряды Социал-демократической партии Германии, ав 1904 г. отстаивал в суде интересы русских и немецких социал-демократов, обвинявшихся в нелегальном ввозе в страну запрещенной партийной литературы. В своей судебной речи, которая стала его первым политическим выступлением, Карл обличал репрессивную политику Германии и России в отношении революционеров. В дальнейшем он последовательно выступал против идеи постепенных реформ, выдвигаемой правыми социал-демократами, уделяя большое внимание антивоенной агитации, политической работе с молодежью и продвижению революционной идеологии.

Верный своим взглядам, Либкнехт с энтузиазмом принял российскую революцию 1905-07 гг. и призывал германский пролетариат последовать примеру русских рабочих. Вместе с Р. Люксембург он возглавил левое течение германской социал-демократии, оформившееся именно в эти годы.

К. Либкнехт стал одним из основателей Социалистического интернационала молодежи (1907) и возглавлял его до 1910 г. В 1907 г. прошла первая международная конференция молодежных социалистических организаций, где К. Либкнехт выступил с докладом о борьбе с милитаризмом, за что был приговорен к тюремному заключению. Тем не менее в 1908 г. его избрали депутатом прусской палаты депутатов, ав 1912 - депутатом германского рейхстага. И даже там Либкнехт продолжал вести антивоенную политику, открыто обвиняя хозяев монополий во главе с Круппом в разжигании войны.

Кульминацией довоенной политической деятельности Либкнехта стало парламентское голосование по предоставлению военных кредитов Германии. II Интернационал (международное объединение рабочих партий, основанное в 1889 г.) 30 июня 1914 г. принял постановление об усилении антивоенной деятельности. Германская социал-демократическая партия, одна из основных сил II Интернационала, в воззвании, опубликованном 25 июля 1914 г., призывала рабочих к протесту против милитаризма. Однако 31 июля, в день объявления военного положения и фактического начала военных действий, комитет партии призвал рабочих «терпеливо ждать до конца», а социал-демократическая фракция рейхстага решила «голосовать за требуемые правительством кредиты».

4 августа Либкнехт, будучи членом социал-демократической фракции и подчиняясь партийной дисциплине, проголосовал за военные кредиты вопреки своим принципам. Однако 2 декабря, во время повторного голосования, он стал единственным депутатом рейхстага, проголосовавшим против этого законопроекта.

В письменном заявлении, объясняющем причину такого поступка, Либкнехт назвал войну захватнической и напомнил знаменитый лозунг своего отца, лидера немецкой социал-демократии: «Никаких парламентских компромиссов!» Карл обвинил однопартийцев в измене интересам пролетариата, ведь II Интернационал принял решение проводить антивоенную политику. Заявление Либкнехта было распространено в виде нелегальной листовки под названием «Главный враг в собственной стране!».

Позднее Джон Рид так писал о декабрьских событиях:

«Против кайзеровской Германии с ее дисциплинированной промышленностью, железными армиями и феодальной аристократией, против тщательно насаждаемого ура-патриотизма, против трусости и нерешительности популярных в стране лидеров -. выступил этот человек, бывший в рейхстаге единственным представителем самой обездоленной, самой угнетенной, самой бесправной части населения. Либкнехт находился на виду у всех. - и выступил против официальной мощи самой высокоорганизованной державы на земле. Услышали его немецкие социал-демократы большинства, кайзеровские социалисты и исключили Либкнехта из своих рядов. Но его услышали и массы немецкого народа, немецкие солдаты в окопах, немецкие рабочие на военных заводах, безземельные крестьяне Саксонии. Его голос был услышан и по другую сторону фронта; и французские солдаты. от глубины души сказали - «Либкнехт - самый отважный человек на земле».

Карла Либкнехта травили, третировали как «труса» и «изменника отечества», дважды арестовывали и наконец в 1915 г. отправили на фронт рядовым рабочего батальона. В 1916 г. Либкнехта исключили из социал-демократической фракции рейхстага, и он принял участие в создании группы «Спартак». В том же году во время первомайской демонстрации он призывал к свержению правительства, был арестован и приговорен к 49 месяцам заключения. Находясь в тюрьме, Карл восторженно встретил известие о победе революции в России. Выйдя из заключения в октябре 1918 г., Либкнехт продолжил революционную деятельность.

Он снова призывал к свержению правительства. 7 октября 1918 состоялась конференция группы «Спартак», на которой была принята программа народной революции. Конференция призвала рабочих к свержению правительства, к борьбе за отчуждение собственности крупных землевладельцев, банковского капитала, шахт и домен, установление минимума заработной платы, немедленную отмену осадного положения и освобождение политических заключенных.

9 ноября 1918 г. группа «Спартак» призвала к всеобщей забастовке и вооруженному восстанию. В тот же день кайзер Германии отрекся от престола. К. Либкнехт около 4 часов дня провозгласил Социалистическую республику. Шейдеман в ответ выдвинул лозунг создания «свободной Германской республики». 11 ноября группа «Спартак» была преобразована в «Союз Спартака» («Spartakusbund») - революционную организацию левых социал-демократов, но «Союз Спартака» не обладал достаточной силой, чтобы завоевать большинство в Советах.

Лев Троцкий так писал об этих событиях:

«...Поражение германской армии и тяжелое экономическое положение страны вызвали мощное революционное движение. Непосредственным толчком к событиям 9 ноября 1918 г. послужило восстание матросов в Киле, начавшееся 2 ноября. Восставшие матросы отказались принимать участие в атаке на британский флот и организовали свой совет. Восстание быстро распространилось по всей стране. Во всех городах стали стихийно возникать Советы рабочих и солдатских депутатов. Особенно крупного размаха движение достигло в Берлине, где с 5 ноября начинается и быстро разрастается забастовка рабочих. 9 ноября бастовал уже весь берлинский пролетариат. В этот день рабочими была послана делегация. к Вильгельму II, который, видя, что армия присоединилась к рабочим, отрекся от престола. На месте низложенного гогенцоллернского правительства был образован «Совет НародныхУполномоченных», в состав которого вошло 6 человек: 3 социал-демократа - Эберт, Шейдеман и Ландсберг и 3 независимых - Гаазе, Дитман и Барт. Карл Либкнехт отказался войти в состав Совета Народных Уполномоченных, мотивируя свой отказ нежеланием сотрудничать с реформистами».

Новое правительство отменило осадное положение, провозгласило свободу союзов и амнистию политическим заключенным, установило 8-часовой рабочий день. Одновременно оно заключило союз со стоявшим во главе армии монархистом П. Гинденбургом с целью погашения революционных беспорядков.

16 декабря 1918 г. «Союз Спартака» организовал 250-тысячную демонстрацию трудящихся, основным требованием которой была передача полноты власти рабочим и солдатским Советам. В конце декабря была создана Коммунистическая партия Германии и Либкнехт стал ее председателем. Ему оставалось жить около двух недель - руководство Социал-демократической партии открыто требовало его смерти.

Что касается жены Карла Либкнехта, то Роза Люксембург родилась в польском г. Замосць (Замостье), относившемся тогда к Российской империи. Один из исследователей жизни Красной Розы отмечал, что «…судьба обездолила ее трижды: как женщину в обществе, где главенствуют мужчины, как еврейку в антисемитском окружении и как калеку. Она была слишком маленького роста, хромала, видимо, вследствие врожденного дефекта.»

Роза была младшим ребенком в семье небогатого коммерсанта. В гимназии она проявила себя как блестящая ученица - девочка была очень умна, отличалась сильным характером и неуемной энергией, даром убеждения и пылкостью чувств. Уже в гимназии она участвовала в нелегальной революционной работе, примыкая к партии «Пролетариат».

В 18 лет девушка отправилась в Швейцарию учиться философии, ив 1897 г. окончила университет в Цюрихе. В студенческие годы она изучала марксистскую литературу и входила в кружок польских политэмигрантов.

Выйдя замуж за адвоката Густава Любека, Роза получила немецкое гражданство и в 1898 г. переехала в Германию, где включилась в работу германской социал-демократии. Вскоре она развелась со своим первым мужем. Как и Карл Либкнехт, Роза стояла на крайне левых позициях и была ярой приверженкой революции. Она с головой ушла в политику: писала статьи, произносила речи, строила польскую и германскую социал-демократические партии, участвовала в работе II Интернационала, дискутировала с Плехановым, Бебелем, Каутским, Жоресом, Лениным. Л.Троцкий писал о ней: «Роза Люксембург. прекрасно говорила по-русски, глубоко знала русскую литературу, следила за русской политической жизнью, связана была с русскими революционерами и любовно освещала в немецкой печати революционные шаги русского пролетариата».

Люксембург стала видным теоретиком коммунизма, хотя часто спорила с Лениным, называя его «авантюристом» и «красным Бонапартом». В 1904 г. Люксембург активно критиковала большевиков, но в 1905-07 гг. сблизилась с ними по многим вопросам стратегии и тактики революционной борьбы. Опираясь на опыт революции в России, Красная Роза вместе с К. Либкнехтом и К. Цеткин выступала за развитие внепарламентской борьбы, в том числе за массовые политические стачки и уличные выступления.

В декабре 1905 г. Люксембург нелегально прибыла в Варшаву, развернула там революционную деятельность, была арестована, но вскоре освобождена под залог. Она уехала в Финляндию, а в сентябре 1906 г. вернулась в Германию, где за антивоенную агитацию подверглась преследованиям и репрессиям. В общей сложности она провела в тюрьмах около 4 лет.

Красная Роза была основательницей «Союза Спартака», а потом и Компартии Германии. Она горячо приветствовала Октябрьскую революцию в России. На Учредительном съезде КПГ в конце декабря 1918 г. Люксембург делала доклад о программе партии. Жить ей оставалось всего две недели.

15 января 1919 г. Карл Либкнехт и Роза Люксембург были арестованы и зверски убиты. В это время в России оставшиеся в живых члены династии Романовых стали заложниками, схваченными в качестве живого залога за арестованных немецких коммунистов. Их расстреляли в Санкт-Петербурге в отместку за смерть лидеров германской компартии. Этот расстрел стал последним этапом в уничтожении династии Романовых после убийства в 1918 году членов царской семьи в Екатеринбурге и Алапаевске.

Официальные германские источники представляли убийство Либкнехта и Люксембург как случайность, уличное «недоразумение», обусловленное недостаточной бдительностью караула перед лицом разъяренной толпы. Впрочем, этим утверждениям мало кто верил, слишком уж яркими фигурами были супруги Либкнехт - Люксембург.

Согласно второй версии в первые дни ноябрьской революции 1918 г. лидер социал-демократов Шейдеман противился свержению монархии, однако подчинился ходу событий и перешел на сторону восставших. Тем не менее после победы революции вся его деятельность была ориентирована на удушение рабочего движения. Каждое выступление рабочих жестоко подавлялось карательными отрядами, и апогеем стало уничтожение Карла Либкнехта и Розы Люксембург.

8-14 мая 1919 г. в Берлине прошел военно-полевой суд над участниками убийства Либкнехта и Люксембург. Документы этого процесса долгие годы считались потерянными и были найдены только в 60-е годы XX века, а в 1969 г. бывший капитан кавалерийского дивизиона охраны Пабст, руководивший арестом и убийством Либкнехта и Люксембург, признался, что всю правду о событиях 15 января 1919 г. знали только два офицера - Пабст и Канарис.

Результаты суда не удовлетворили общественность, и следствие продолжилось. Летом и осенью 1919 г. состоялись допросы Шейдемана и Канариса - будущего главы германской военной разведки и контрразведки, тогда еще капитан-лейтенанта. В ходе следствия выяснилось, что подготовка покушения началась, видимо, в ноябре или первых числах декабря 1918 года В 1920 г. заместитель военного коменданта Берлина дал письменные показания о том, что его ведомство с ноября вело «круглосуточный поиск и преследование Либкнехта и Люксембург, чтобы не дать им заниматься агитационной и организаторской деятельностью». В ночь с 9 на 10 декабря 1918 г. солдаты ворвались в редакцию газеты «Rote Fahne», чтобы убить Либкнехта и Люксембург. Но их не оказалось на месте. Позже свидетели показали, что уже тогда за головы Либкнехта и Люксембург было назначено вознаграждение в 100 000 марок.

С разрешения городского Совета в январе 1919 г. гвардейский кавалерийский дивизион защиты, участвовавший в аресте и убийстве Либкнехта и Люксембург, занял отель «Эден». Именно там должна была располагаться «Секция 14» - служба помощи социал-демократии, которой руководили Шейдеман и Г. Скларц (это выяснилось в 1922 г.).

Приказ об убийстве Либкнехта и Люксембург был отдан устно - они должны были быть доставлены в «Эден» живыми или мертвыми. Сыщики гонялись за революционерами, а человек, координировавший их действия, сидел в городской комендатуре. Это был прокурор Вайсман, получивший в январе 1919 г. назначение на должность государственного секретаря.

Заговор против Либкнехта и Люксембург организовали трое: будущий глава германского правительства Шейдеман, агент германского императорского правительства Парвус и его сотрудник - революционер и бизнесмен Георг Скларц, причем именно он должен был выплатить вознаграждение в 50 000 марок за каждого убитого. Итак, Г. Скларц играл важную роль в подготовке убийства, хотя формально доказать его причастность к преступлению не удалось.

В 1922 г. правительство Веймарской республики создало очередную следственную комиссию по расследованию обстоятельств убийства. Тогда же Берлинский земельный суд осудил за участие в убийстве морского лейтенанта Г.-В. Зоухона (он вышел из тюрьмы по амнистии в 1932 году). Наконец в 1929 г. состоялся процесс против прокурора Иорнса, бывшего защитником одного из участников убийства Либкнехта и Люксембург, - Рунге. Однако и это разбирательство ничем не кончилось - доказать причастность Иорнса не удалось. Больше следственные действия не возобновлялись - к власти пришли нацисты, и смерть коммунистических лидеров перестала быть важной общественно-политической темой на долгие годы.

В постсоветский период возникла еще одна версия, которую озвучил историк Юрий Фельштинский в 1997 году. По его мнению, убийство Либкнехта и Люксембург было секретной акцией, выгодной для Советской России и лично В.И. Ленина (этой точки зрения придерживается и О. Гордиевский, бежавший на Запад офицер КГБ).

Предпосылки к физическому уничтожению революционеров возникли еще в марте 1918 г., когда был заключен Брестский мир. Этот договор стал ударом в спину германской революции, поскольку перемирие России с кайзеровским правительством уменьшало и без того призрачные шансы на успех коммунистического восстания в Германии и, как следствие, пан-европейской революции. Р. Люксембург считала, что рабочий класс других европейских стран не имеет сил инициировать революцию, а поэтому поражение Германии увеличивает шансы революционного взрыва в Европе. Любая же военная победа германской армии «означает новый политический и социальный триумф реакции внутри государства».

Именно с вопросом о мире были связаны первые серьезные расхождения между Люксембург и правительством Ленина. «Ее надежды на то, что русская революция призовет международный пролетариат к борьбе, быстро угасли, - писал Пауль Фрелих. - Больше всего Роза боялась, что большевики могут игрой с немецкими дипломатами заключить опасный мир». И ее опасения оказались не напрасными.

Либкнехт и Люксембург подвергли брестскую политику суровой критике, называя ее «вероломством по отношению к международному пролетариату». Впрочем, Р. Люксембург не ограничивала критику Ленина вопросом о Брестском мире. Она обрушивалась и на аграрную политику Совнаркома («То, что делают большевики, должно работать прямо противоположно, ибо раздел земли среди крестьян отрицает путь к социалистическим реформам»), и на красный террор и разгон Учредительного собрания, нарушение демократических норм, свободы слова и свободы печати («Русский террор - это только выражение слабости европейского пролетариата»).

После Октябрьской революции 1917 г. значительная часть большевистского руководства находилась в ожидании того, что революция распространится сначала на Европу, а потом и на весь земной шар - падение центральноевропейских империй вселяло такую надежду. 1 октября 1918 г. В. И. Ленин писал: «Мировая революция подошла настолько близко., что мы можем рассчитывать на ее начало в ближайшие несколько дней. Мы должны. помочь немецким рабочим ускорить революцию, которая вот-вот должна начаться в Германии». Однако на самом деле победа революции в индустриальной Германии была не в интересах Ленина, так как в этом случае Россия отступала на второй план, а во главе зарождающегося III Интернационала становились Либкнехт и Люксембург.

«Теоретически Коммунистический Интернационал считался братским союзом равных партий, но на практике В. И. Ленин стремился сделать его инструментом советской внешней политики», - пишет Ю. Фельштинский. Замаскировать эти планы было трудно, и лидеры мирового коммунистического движения выступили против поспешной организации III Интернационала. «Особенно на этом настаивала Роза Люксембург, которая не хотела допустить превращения Коминтерна в приложение к ленинскому ЦК», - писал историк Николаевский.

Ради удержания власти Ленин даже пошел на саботаж германской революции, открыто объявив кайзеровскому правительству и немецким коммунистам, что Красная армия по крайней мере до марта 1919 г. не будет вмешиваться в уже начавшуюся германскую революцию. Тогда Роза Люксембург встала во главе марксистов, критикующих большевистский режим и обвиняющих Ленина в создании не диктатуры пролетариата, а диктатуры над пролетариатом. Она была, пожалуй, единственным иностранным коммунистом, способным оказать серьезное сопротивление попыткам превратить Коминтерн в инструмент советской внешней политики.

Поэтому, когда в январе 1919 года восстание в Берлине было подавлено и «убийцы из числа военных офицеров правоэкстремистского толка заставили замолчать» Карла Либкнехта и Розу Люксембург, Москва получила возможность диктовать свою волю немецким коммунистам. А еще через полтора месяца в столицу России прибыли участники Учредительного конгресса III Коминтерна, который был образован 2 марта 1919 года. Коминтерн стал инструментом, помогавшим держать в повиновении немецких коммунистов.

Современникам тех событий заинтересованность советского правительства в устранении Люксембург и Либкнехта была очевидна. Некоторые исследователи усматривали в их устранении спланированную акцию, организованную германским и советским правительствами через немецкую военную разведку. Эта, казалось бы, фантастическая теория нашла подтверждение в воспоминаниях Вильгельма Пика о последних днях и часах жизни Люксембург.

Он рассказывал, что Карл и Роза сначала снимали квартиру в районе Новокельна, но через два дня квартиру пришлось менять. Переезд состоялся вечером 14 января и был крайне рискован, потому что солдаты останавливали любой транспорт (именно по этой причине Люксембург и Либкнехт не могли выехать из Берлина). Однако, пишет Пик, «из-за одного еще не раскрытого предательства Белая гвардия уже на следующий день знала новое место пребывания Розы Люксембург и Карла Либкнехта. Когда я вечером 15 января. хотел занести на квартиру и передать обоим товарищам необходимые удостоверения личности на случай проверки их дома, квартира была уже занята военными, а Карл Либкнехт арестован и увезен. Роза Люксембург находилась еще в квартире и охранялась большим количеством солдат. Через некоторое время меня и РозуЛюксембург доставили в «Эден-отель».

Что же это за «нераскрытое предательство»? Ю. Фельштинский пишет, что к организации убийства Либкнехта и Люксембург был, видимо, причастен Карл Радек. К такому выводу пришел брат Карла Либкнехта - Теодор, известный германский социал-демократ, адвокат, занимавшийся многие годы неофициальным расследованием убийства. Собранные Теодором материалы погибли во время бомбардировки в ноябре 1943 года. Возвращаться к этому вопросуТеодор не собирался, но в 1947 годуисторик Б. Николаевский обратился к нему с просьбой рассказать о деятельности швейцарского революционера Карла Моора, который был агентом германского правительства. В ответ Теодор Либкнехт поведал Николаевскому о роли Радека в убийстве Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Конечно, Николаевский не сразу поверил рассказу Теодора Либкнехта.

О личной нелюбви Радека к Розе Люксембург, в свое время настоявшей на исключении его из польской и германской социал-демократических партий, Б. Николаевский знал. Но Радек считался жертвой режима Сталина, к тому же у Теодора не было доказательств - только рассказ скрывавшегося от преследований брата. В конце концов, Карл Либкнехт мог ошибаться и предательство Радека ему только мерещилось.

Лишь после смерти самого Теодора, после смерти Сталина, после XX съезда, наконец после публикаций в 1956–1958 гг. документов, раскрывающих связи большевиков (в том числе Радека) с кайзеровским правительством и его агентами (прежде всего Парвусом), Николаевский стал упоминать о выводах Т. Либкнехта. Он писал: «О Радеке нужно говорить особо. Теодор Либкнехт рассказывал, что Карл Либкнехт в их последнюю встречу (накануне ареста Карла) говорил, что узнал о Радеке. «чудовищные вещи», о которых обещал рассказать во время следующей встречи. Этой встречи не было, и Теодор считал, что Радек предал Карла!»

Незаурядная историческая персона Карл Либкнехт, помимо его главного достижения - основания компартии Германии, отличался стойкой антиправительственной и антивоенной позицией. Несмотря на угрозу для жизни, превыше всего он ставил идею мира и справедливости. Какой была биография известного революционера? Рассмотрим этот вопрос подробнее.

Карл Либкнехт: биография

Будущий политический деятель появился на свет 13.08.1871 г. в германском городке Лейпциге. Его отец, В. Либкнехт, был известным революционером и одним из создателей (вместе с А. Бебелем) Германской социал-демократической партии. Мать, Наталья (в девичестве Ре), была дочерью именитого германского адвоката и президента Первого Германского парламента Теодора Ре. Дом Карла Либкнехта располагался в Лейпциге, на Брауштрассе, 15.

Вильгельм Либкнехт был дружен с Энгельсом и Марксом. В честь последнего он даже назвал сына. Имея отца-политика, который часто брал его с собой на собрания рабочих, Карл с юных лет почитал марксистскую идеологию. Получив блестящее юридическое образование в Берлинском и Лейпцигском университетах, он исполнил свою мечту: начал выступать в судах в качестве адвоката на стороне представителей простого рабочего класса.

Революционер Карл Либкнехт

Социал-демократическая партия Германии приняла парня в свои ряды в 1900 году. Спустя четыре года он как адвокат отстаивал в суде права немецких и русских товарищей по партии, которым вменяли нелегальный провоз через границу запрещенных литературных изданий. Тогда его речь была полна критики в сторону политики притеснения неугодных, которой всецело придерживались как правительство Германии, так и царский режим в России.

Карл Либкнехт резко осуждал реформистскую тактику, осуществляемую правыми социал-демократическими вождями. А основной упор он делал на антимилитаристическую пропаганду и проведение разъяснительной работы среди молодежи.

На съезде СДП в Бремене (1904 г.) Карл выступил с пламенной речью, характеризующей милитаризм как фундамент всемирного капитализма. Он предлагал выработать программу антивоенной пропаганды и создать молодежную социал-демократическую организацию с целью привлечения свежих сил для борьбы с растущим милитаризмом.

Реакция на события в России

Революция в России (1905-1907 гг.), всколыхнувшая Европу, была принята Либкнехтом, урожденным немцем, с большим энтузиазмом и одобрением. По этому поводу он жарко дебатировал с ревизионистами на съезде социал-демократов в Йене (1905 г.). Там он призывал признать, что политическая стачка - один из наиболее эффективных методов борьбы пролетариев в отстаивании своих интересов.

На съезде партии в г. Мангейме Карл Либкнехт в очередной раз громко заявил о себе. Это было эмоциональное выступление, критикующее деятельность германской власти по оказанию помощи российскому царизму в подавлении революционных настроений. Он, напротив, призывал сограждан поддержать их и развернуть аналогичную борьбу в своем государстве.

Создание левого крыла

Революционные события в России привели к разделению немецкой социал-демократии на два направления. Левое крыло партии возглавил Карл вместе с Розой Люксембург, а в 1907 г. активно участвовал в создании Социалистического интернационала молодежи, который впоследствии возглавлял в течение трех лет.

Наверное, никого не удивит, что такая деятельность была поперек горла действующей власти, которая искала повод, чтобы усмирить молодого политика. Им стало издание книги «Милитаризм и антимилитаризм», автором которой был Карл Либкнехт. Арест и обвинение по статье «государственная измена» привели революционера к заключению в крепости Глац сроком на 1,5 года.

Политический рост

В 1908 году, все еще находясь в заключении, Либкнехт избирается депутатом прусской палаты от Берлина. А спустя четыре года - он уже депутат германского рейхстага. Занимая эту должность, Карл выделился рядом громких заявлений:

• партийный съезд в г. Хемнице (1912 г.) - открытый призыв пролетариев к укреплению международной солидарности как главному орудию борьбы со всеобъемлющим милитаризмом;
• парламентская трибуна рейхстага (1913 г.) - обвинение Круппа и других «верхушек» военных монополий в обострении военной ситуации.

Поступок

После начала I мировой войны Карл, поддавшись мнению большинства социал-демократов рейхстага, переступил через свои убеждения и проголосовал за в вопросе военных кредитов, в чем после раскаялся.

В декабре 1914 г. на очередном заседании рейхстага главным на повестке дня был вопрос взятия военных кредитов. Положительное голосование означало бы одобрение ведения войны с Францией, Россией и Англией. Никто не сомневался в единогласном положительном решении вопроса, так же как в первый раз. Почти так и случилось, но единственным, проголосовавшим против, был Карл Либкнехт. Он передал председательствующему лицу письменное обращение с характеристикой развязанной войны как захватнической.

Позже оно было нелегально растиражировано в форме листовок. Такой демарш против течения, кроме осуждения немецкими социал-демократами и исключения из фракции, привел и к росту популярности политика во всей Европе. Из разных уголков континента Либкнехт получал письма приветствия и поддержки.

Фронтовой период

В возрасте 44 лет Либкнехта призвали в армию и отправили на фронт, хотя по состоянию здоровья он не подлежал мобилизации. Здесь он продолжает борьбу с использованием всех возможностей, в том числе трибуны рейхстага, в заседаниях которого продолжает участвовать «наездами». Главными лозунгами политика того периода были:

• германский империализм - ключевой враг народа Германии;
• международная солидарность пролетариев против псевдонациональной и патриотической классовой гармонии;
• борьба за мир классов всех национальностей.

Что касается фронтового быта, тут Карлу досталась роль простого солдата, рабочего батальона. По словам очевидцев, несмотря на выполнение грязной и тяжелой работы, он никогда не впадал в уныние и был настроен оптимистично.

Гибель революционера

После прибытия с фронта Либкнехт вместе с Розой Люксембург зимой 1916 г. создают антивоенную группу «Спартак». На заседании прусской палаты Либкнехт публично обратился к рабочему классу с призывом выходить 1 мая на митинг с девизом «Долой войну!». Во время самой демонстрации он предложил собравшимся свергнуть действующую власть, погрязшую в кровопролитной и бессмысленной империалистической войне.

Такая антиправительственная деятельность привела к новому аресту и четырем годам тюремного срока. Находясь в заключении, Карл узнает о том, что Октябрьская революция в России принесла свои плоды. С восторгом восприняв эту новость, он призывает немецких солдат не принимать участия в ее подавлении.

Осенью 1918 г., после выхода на волю, Либкнехт продолжает заниматься революционной деятельностью, активно выступая против предательских политических действий руководителей СДП. Зимой 1918 г. проходит Берлинский учредительный съезд, где революционер в тандеме с Р. Люксембург создают коммунистическую партию Германии. Годом позже Карл Либкнехт возглавил восстание против правительства с целью установления власти Советов.

Социал-демократы справедливо боялись, что такая деятельность политика и его приверженцев способна разжечь гражданскую войну. Поэтому коммунистические лидеры были подвержены преследованию. За содействие в поимке Либкнехта и Люксембург даже объявили вознаграждение - по 50 тысяч марок за каждого.

15.01.1919 г. по указанию бывшего однопартийца, члена СДП Г. Носке, произошло убийство Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Они были застрелены в городском саду Тиргартен на берегу Нового озера.

Личная жизнь

Активист и революционер - именно таким вошел в историю Карл Либкнехт. Семья и личная жизнь политика также интересны многим читателям. Он был женат дважды. От первой жены, Юлии Парадиз, которая умерла на хирургическом столе в 1911 г., у него осталось двое сыновей (Вильгельм и Роберт) и дочь Вера.

Второй женой Либкнехта была россиянка Софья Рысс, которая познакомилась с ним на стажировке в Германии еще в 1903 году, а замуж вышла после смерти первой супруги политика. Еще до начала военных действий она стала доктором искусствоведения в Гейдельбергском университете.